Порой испытывая неспособность стоять в храме долгие службы, поститься, молиться, измениться, сотворить добродетель, мы искренне считаем, что у нас это не получается по каким-то «субъективным причинам». А если это Господь в данном случае не дает нам исполнить заповедь, задает вопрос протоиерей Роман Хабибуллин, руководитель Отдела религиозного образования и катехизации Уфимской епархии.
К штурму не готовы
Чем дальше мы следуем постным поприщем, чем ближе к концу поста, тем очевиднее две вещи. Первое − то, что наши грехи, в которых мы каемся, и конечно, желаем оставить, на самом деле нами любимы. Они нам нравятся. Хотя мы и ощущаем, что они как бы насилуют нашу природу. И тем не менее, мы делаем это с удовольствием. Ведь если бы на самом деле они были нам отвратительны, то мы бы и испытывали отвращение. А ведь мы испытываем к ним максимум смущение, но не отвращение.
И второе, это то, что у нас нет должной для спасения ревности, настойчивости. Мы не готовы «штурмовать» добродетель. Наоборот, часто оправдываем себя своей немощью. Как правило, до осознания необходимости сотворить добродетель в той или иной ситуации даже дело и не доходит. Ум и сердце настолько оказываются пленены страстью, что нас хватает чаще лишь на то, чтобы покаяться в том, что что-то мы не то делаем, грешим. Но задуматься, как правильно было бы вести себя в этой ситуации – мозг и сердце отказываются. Даже советы священника нами воспринимаются с трудом и внутренним сопротивлением.
Любимый грех
Поэтому-то ближе к концу поста Церковь предлагает верующим житие преподобной Марии Египетской. Она до своего обращения – это ярко выраженный образ нашего духовно-нравственного состояния. И она же, но в конце подвига, – это то, что мы все могли бы достигнуть, если бы проявили то качество, которое она обнаружила.
Мария Египетская в начале своей жизни любила грешить. Так же как и мы любим грешить. Разве что с небольшой разницей. С той, что она грешила как-то уж постыдно, неприлично.
То есть она не просто всех ожесточенно осуждала, скажем, как с каким-то остервенением упоенно осуждает кто-нибудь, сидя у телевизора, − была бы в руках у такого человека в руках кнопка не ТВ-пульта, а пульт для голосования, то он бы, кажется, без колебаний выбрал смертный приговор для тех, кого так ненавидит. Или не просто упоенно тщеславилась от всеобщего внимания к своей особе, или не начинала просто ненавидеть того, кто в чем-то оказывался лучше ее, или имел отличное от нее мнение. Нет, она блудила, то есть упоенно жила грехом многим приятным, но общественно порицаемым. И в этом этот грех блуда является образцовым выражением греха вообще. Он общественно порицаем, (к сожалению, лишь в традиционной культуре), но лично приятен. И он крепко увязан с нашей физиологией и инстинктом.
На этом примере мы можем понять, что хотя порицаем грехи, которыми грешим, но в душе они нам приятны. Причем независимо от того, что это за грех. Блуд, осуждение, зависть, воровство, гордость… На эту причину нашей неисправимости указывает опыт святых, которые говорят, что мы не можем оставить грех, потому что в душе тайно вожделеем к нему. То есть до тех пор, пока вожделеем, до тех пор и грешим. А когда возненавидим, то тогда Бог и сможет оградить нас от него.
Благая ненависть
Причем имеется в виду ненависть не как переживание, эмоцию, хотя это тоже важно. Но имеется в виду ненависть, выраженная в поступках, в желании создать невыносимые условия для проявления греха, как это и было у преподобной Марии Египетской. Уходом в пустыню она создала такие условия для своего естества, в каких оно было вынуждено бороться за выживание, не вспоминая об удовольствиях, хотя и там воспоминания первое время ее беспокоили.
Ненависть имеется в виду и как позиция по отношению к греху − жизненная позиция, пронесенная через годы, которые и должны подтвердить, что это не просто настроение, что человек готов жить так и умереть в этой ненависти к греху.
Благодать обличает
Причина этой ненависти в том, что грех начинает восприниматься человеком как препятствие для достижения добродетели. И здесь снова пример Марии Египетской призван нам помочь. Как и должен обличить нас.
Будучи тогда еще блудницей, она привыкла ни в чем себе не отказывать, слушать веления своего пропитанного грехом тела, и быстро получать то, чего хотела. Тут же перед храмом ее тело пытается сделать то, чего, в общем-то, не желает плоть. А именно – войти в храм. Она шла не сама по себе, а увлеченная человеческим потоком. Который, в свою очередь, шел, послушный воле Божией. Поэтому, кстати, важна молитва в храме − здесь мы имеем возможность преодолеть наши личные страстные влечения, потому что люди здесь объединяются не вокруг удовлетворения своих страстей, а вокруг Бога. И вот она также идет туда, куда одна сама бы не пошла. Но та же Божья благодать, которая увлекала людей в храм, воспрепятствовала ей сделать это. Неужели в этой толпе она была самой грешной? Вряд ли. Может быть, эти грешники спокойно вошли и вышли из храма с пустым сердцем, не вынеся никакого плода из «посещения» храма. Но именно с ней происходит явно чудесное событие. Божественная благодать несколько раз физически ей препятствует войти в храм.
Это происходило настолько явственно, что не могло не вызвать в ее душе ошеломления. Наконец, нашелся Тот, Кто ее грех не только порицал, но и Кому он был лично ненавистен. Ранее, она, видимо, не верила людям, осуждавшим ее за блуд. Она видела, что в душе люди сочувственно относятся к этому греху и не принимала «близко к сердцу» их слова обличения. Теперь, она встретилась с Тем, Кому поверила. Она осознала, что грешница.
Так ранее во время земной жизни Спасителя так же поверила в губительность своего греха блудница, осужденная фарисеями на побиение камнями. Христос, как мы помним, спросил фарисеев, осуждавших ее и требовавших смертной казни: «Кто сам без греха (в смысле кто сам не имеет в душе сочувствия к блуду), пусть первый бросит в нее камень». И никто не посмел это сделать, потому что все оказались, так или иначе, явно или тайно, причастны к блудному греху. И Христос отпускает ее ведь не для того, чтобы она снова грешила. Нет, Он обращается к ней с призывом не грешить более. И мы понимаем, что она Его послушала. Она не могла Его не послушать, т.к., в Нем только она увидела отсутствие всякой причастности к блудной страсти.
Так же и на пороге храма Гроба Господня блудница Мария поверила Богу, препятствовавшему ей войти в храм. Она смирилась перед обличавшей ее благодатью. Она раскаялась, а вслед за этим вошла в храм, а затем ушла в пустыню, а затем через 47 лет ее, ходящую по воде, возносящуюся над землей в молитве и покоряющую себе зверей, встретил иеромонах Зосима.
Хотя она теоретически могла бы повернуться и уйти из храма, оправдаться давкой, которая ей помешала войти… Но она восприняла невозможность войти в храм как то, что ее Бог не пускает. И раскаялась.
Бог не дает?
В этом – она пример для нас и обличение. Она, испытав неспособность войти и осознав это как Богом воздвигнутое препятствие, раскаялась. Мы же, испытывая неспособность стоять в храме долгие службы, поститься, молиться, измениться, сотворить добродетель, искренне считаем, что у нас не получается по каким-то «субъективным причинам». Усталость мешает стоять в храме долгие службы, болезни мешают поститься, рассеянность мешает молиться, сложность заповедей делает их почти невыполнимыми.
Хотя, как мы видим из жития прп. Марии Египетской, причина — в Боге. Это Господь не дает исполнить заповедь поста, молитвы, добродетель. Но почему же? Ведь Он Сам к этому нас призывает? И Сам же не дает? Да, не дает. Так же как Он вел людей в храм и Он же не пускал блудницу, идущую с ними. Так и нам, увлекающимся зовом Божиим и общецерковным стремлением исполнить заповеди, но еще не полюбившим их, а любящим грех, Он не дает их же и исполнить. «Не давайте святыни псам, и не мечите бисер перед свиньями…». Именно в свете этой заповеди нам бы следовало понимать свою невозможность поститься, молиться, исправляться. Бог не дает! Как не дал Он юродивым девам войти на брачный пир, как отвергнет тех, кто Его именем творил чудеса и проповедовал, но при этом творил беззаконие, т.е., любил грех, а не добродетель.
Поэтому-то насколько мы на самом деле ненавидим грех, мы и можем судить о том, как молимся, постимся, смиряемся, терпим бесчестие, укоры и пр. «Не получается» делать это – значит, Бог не дает. Действительно, зачем Богу доставлять врагу рода человеческого радость, а нам смятение и горечь падения, давая нам взойти на высоту добродетели, с которой мы сами же низвергнемся в те страсти, к которым тайно вожделеем?
Истину, что именно Бог нам не дает утвердиться в добродетелях по причине нашего внутреннего лукавства, из-за тайной любви к греху, нам бы следовало воспринимать как обличение себе и, как блудница Мария, горько раскаиваться, как она же, воспламеняться ненавистью к греху, как она, в меру этой ненависти сражаться с ним и быть допущенными Богом к добродетели поста, молитвы, смирения и добрых дел.
Протоиерей Роман ХАБИБУЛЛИН
В основе материала –
публикация сайта Уфимской епархии
