Существует ряд cубъективных условий здорового поста − они касаются внутреннего устроения постящегося. Без этого устроения приносимая человеком жертва поста рискует превратиться не в благовонное кадило и ароматную восковую свечу, а в смрад и копоть бушующих страстей.
Истерический «жанр» поста делает его неприятным для Бога и вредным для самого человека. Каковы эти «субъективные условия» поста?
Прощение обид и мир души
Человек, жаждущий прощения, сам должен «отпустить долги должникам». Простить же вовсе не значит лишь «отказаться от формального предъявления претензий». Сама этимология слова «простить» восходит к понятию «простоты», «прямоты», «искренности». Прощение должно состояться в глубине сердца, а знаком прощения является восстановление общения, обновление отношений, сердечное приятие обидчика в качестве образа Божия и своего ближнего. Но чаще всего – что уж греха таить – мы в Прощеное воскресенье не даем реального прощения, не стираем «рукописание обид» в своем сердце и не делаем наши отношения простыми и прямыми. Чаще всего наши отношения по-прежнему остаются «осложненными». И благо еще, если мы во время поста хотя бы предпринимаем усилия, чтобы увидеть это и исправить свою вину.
Но горше всего, если наше «прощение» состоит в том, что мы «больше знать не желаем» своего обидчика, вычеркиваем его из своего круга общения и избегаем встречи с ним. Внутри же у нас обитает уверенность в собственной безупречной правоте. Одного «отказа от мести» мало. Это еще далеко не прощение. Без полноценного прощения обид от всего сердца не может быть у нас полноценного внутреннего мира, покоя, тишины души. А без этой тишины все психофизические усилия (а пост требует концентрации всех наших ресурсов) будут проводиться в атмосфере раздражения, и наша аскеза нас будет не умиротворять, а раздражать.
Продиктованное любовью желание
отдать Богу «десятину от всего года»
Если посмотреть на эту духовную грань поста, то пост предстанет пред нами как исполнение заповеди о безусловной доминанте любви к Богу. Честертон в своих трудах несколько раз возвращался к теме «я жертвую то, что люблю, во имя любви высшей». Отказываясь от чего-либо естественного, мы совершаем именно акт жертвоприношения: берем нечто «своё» и отказываем его в адрес Бога.
Поэтому приносимое в жертву не может быть ни ненужным, ни порочным. Это должно быть действительно что-то такое, что для нас дорого, будь то вкусная пища, приготовленная женой, классическая музыка, которой мы упиваемся до самозабвения, или же объятия горячо любимой супруги.
В сущности, пост «тестирует» нашу евангельскую всегдашнюю готовность «оставить все» ради Христа. А потому и проблема «не могу поститься» на самом деле есть самообман. «Препятствие для духовности только в том, что мы не верим в нее и не хотим ее. Тело смерти (Рим. 7. 24) нам дороже тела вечности; пристань тленной душевности милее духовного бессмертия», − говорится в книге С.И. Фуделя «У стен Церкви».
Молитвенность как состояние души
Если пост есть стояние пред Господом, несение «караульной службы на страже своей души», то он немыслим без углубленной молитвенности. Блуждание мыслей и чувств должно быть взято под узду внутренней молитвы. «Внешняя форма» постящегося должна иметь соответствие во внутреннем предстоянии ума и сердца пред Богом. Чувства, желания и мысли должны быть собраны воедино для служения «внутренней литургии».
Ясное понимание цели поста
Все указанные выше пункты должны быть осознаны и осмыслены постящимся. Как, отправляясь в путь, человек должен знать цель своего путешествия, так и без понимания цели поста последний превратится в набор бессмысленных повинностей, не преображающих, а обременяющих душу.
Мы не отрицаем, что существует еще и «детская вера», и, слава Богу, еще есть такие люди среди нас, которые с любовью, одним внутренним чувством следуя за Христом, исполняют все с сыновней покорностью, не задаваясь вопросами о смысле и цели. Но таких единицы. Чаще же всего мы хотим понять то, что нам предлагают. Для достижения понимания смысла поста автор и написал эти строки.
Мера
Это необходимое требование к человеку в любой отрасли его деятельности. Соблюдение всего 48-дневия поста – это «высший пилотаж», к которому необходимо стремиться, но которое не является для нас стартовой точкой.
Что это означает? Что могут быть послабления, но они должны сознаваться как нарушение, как «схождение с дистанции», а не как «вполне уместное дело». Не «у каждого своя мера», а «для всех дана одна мера, но я, грешник, еще не дорос до нее». Первый тезис предполагает довольствование собою и своей «мерой», а второй предполагает сокрушение сердца и желание достигнуть «общей меры». Это особенно касается поста супружеского и пищевого: сегодня эти – одни из ключевых – грани поста считаются «второстепенными». Это не так! Они важны и необходимы, потому что без этого нет никакого поста. Человек не может поститься, вкусно кушая и наслаждаясь супружеской радостью. Это уже не пост, не «траур кающегося грешника», а насмешка.
Но если у человека не хватает сил все 48 дней поститься, то пусть честно скажет: «Я, грешный, не осилил весь пост, но вот я полноценно постился всю первую, третью и последнюю седмицы, а в остальное время – по два или три дня на седмице». Или «я пощусь каждую седмицу с понедельника по пятницу, а в субботы и воскресные дни (кроме Великой субботы) делаю себе послабления и вкушаю молокопродукты, а также иногда в эти дни позволяю себе супружеское утешение». Главное, чтобы эти послабления честно назывались проявлением слабости, чтоб не предпринимались попытки втиснуть их в некую «облегченную форму поста».
Поста «облегченного» не бывает – либо пост, либо нет поста. И если человек не в силах поститься все время, пусть это со смирением осознает, а не выдумывает «либеральных постов». И как штангист не сразу поднимает сотни килограммов, а начинает с пару-тройки, так и постящийся должен гармонично развиваться и постепенно углубляться в суть и «методику» поста.
Архимандрит Феогност (Пушков),
кандидат богословия
Фото сайта Патриархия.ru
