О своей весьма разной пастве рассказывает протоиерей Константин Кобелев, который служит сразу на трех приходах, не отстает от главных событий церковной жизни и помогает нуждающимся на Донбассе.
Некогда ученый-биолог Константин Кобелев выжил в страшной авиакатастрофе и… пришел к Богу. Не дежурно пришел, не «по-неофитски», а столь подлинно, что решился принять от отца Глеба Каледы служение в тюремном храме Покрова в Бутырской тюрьме − пространстве не то что новом, а в 90-е годы минувшего столетия еще почти что заповедном, если не сказать, рискованном. Потом еще и в храме преподобного Серафима Саровского, что при психоневрологическом интернате у метро «Коломенская», настоятелем стал. Ну, и третий храм есть − так сказать, «обыденный», − во имя святителя Николая Чудотворца в Бирюлеве.
«Режимный» храм
Вы ведь и начинали служить у Ильи Обыденного… или, как говорили еще старые москвичи, в «обыденском» храме…
− Да, и там был мой духовник − знаменитый на всю Москву отец Александр Егоров. Известен он был и своими проповедями, а уж как он исповедовал! Вот только что проходило Межсоборное присутствие, там обсуждались очень широко и вопросы, связанные с исповедью, с причащением, как они связаны между собой…
Эту тему поднимал не раз и покойный владыка Антоний Сурожский…
− Многие, многие… И вот отец Александр, помню, спрашивал порой: «А ты вот действительно хочешь сейчас причаститься?» − и если хочет человек по-настоящему, допускал к Чаше…
Но, конечно, важно, чтобы не было и так, как случается порой на Пасхальной седмице, когда можно каждый день причащаться и смысл происходящего часто теряется, растворяется как-то. Да, разумеется, исповедь не должна быть формальным допуском к причастию, но ведь порой к Чаше идут и те, кто просто впервые перешагнул порог храма, − этого тоже нельзя допустить. Так что, наверное, в любом случае следует руководствоваться советом духовника или спросить у священника, как поступить.
Но так же ли обстоит дело и в тюремном храме, ведь это режимный объект?
− Нет, конечно. Порой заключенный даже и не знает, что его выведут на службу, а потому может нечаянно, так сказать, поесть. Но тут уж ничего не поделаешь − мы все равно причащаем его.
Всегда ли заключенный доверяет батюшке?
− Мы все же стараемся донести до узника, что это хоть и тюремный, но все же храм. И исповедь здесь − совсем не допрос у следователя.
И причастников тоже становится все больше.
Сотрудники ФСИН (Федеральной службы исполнения наказаний – прим.) не препятствуют верующим?
− В нашем храме в Бутырке − нет. Но в других местах происходили страшные вещи. Так, например, в Мордовии не дают проводить службы в Рождественскую ночь, в минувшем году в 12-й колонии там на праздник Успения сотрудники администрации глумились над батюшкой − отцом Евгением Клевицем, оскверняли священные предметы. И ведь все это происходит в то время, когда заключены соответствующие договоренности между ФСИН и Русской Православной Церковью…
Теперь, правда, есть надежда, что все же произойдут какие-то изменения, после того как руководитель УФСИН Чувашии извинился перед митрополитом Варнавой за то, что сотрудники службы осквернили мощи в храме. До чего же может дойти, вы только подумайте!
Я думаю, что Неделя молитвы о заключенных, в которой вы недавно принимали самое деятельное участие, сыграла немалую роль в приобщении к Церкви, быть может, даже и фсиновцев.
− Вы правы. Ведь самая главная, конечная цель такого события − убить в людях месть. Да, без структурных реформ во ФСИН вряд ли что-то можно кардинально изменить, но такие действия, как Неделя молитвы, могут хоть как-то настроить людей в другом направлении – в первую очередь, духовно. Если заставить людей призадуматься, наметится путь к примирению, а, следовательно, и к оздоровлению общества.
Сказать ничего не могут,
а «Отче наш» подпевают
Вы также окормляете психически больных людей. Сознают ли они, что делают, когда подходят к Чаше?
− Думаю, что да. Потому что, например, те, кто завтракал, не подходят к причастию. Они знают, что нельзя.
Есть, конечно, особо тяжкие − к ним мы ходим сами. Вот они не могут исповедоваться, но все равно мы накрываем им голову епитрахилью. Хотя, вы знаете, бывает и так, что люди ничего не могут сказать, а «Отче наш» подпевают.
Вообще, редко встречаются те, кто не хочет причащаться, хотя бывает, что кто-то боится святой воды.
Кризис – возможность задуматься
Межсоборное присутствие, о котором мы говорили в начале беседы, обсуждало и проблемы благотворительности, призывая духовенство также участвовать в этом процессе, вообще откликаться всерьез на все, что происходит вокруг нас…
− Это совершенно правильно, но только надо, чтобы это не осталось просто призывами.
Останется ль лишь призывом предложение Патриарха ввести преподавание религии в школе?
− Очень надеюсь, что нет. Еще и потому, что сейчас нет никакой идеологии. Ну, вот была в прежние времена идеология коммунистическая: октябрята, пионеры, комсомольцы − хоть что-то, но было. Лживое, конечно, но было! Сейчас − ничего. Так разве это хорошо и правильно?
Да, быть может, на первых порах это будет трудно организовать технически, но главное, чтобы такие курсы преподавались.
Я знаю, что, невзирая на кризис, Вы еще и помогаете голодным на территории Донецка, Луганска…
− Как можно не помочь… Это происходит в рамках программы «От храма к храму», так что мы знаем, что помощь дойдет к самым несчастным − и только к ним.
Что же касается кризиса… Само это слово означает на греческом языке «суд», а раз так, значит, кризис есть возможность задуматься… Всем нам. Всем вместе.
Беседовал Сергей ЛИТВИН
