Неумолимо летит время, и сейчас выжившие в боях Великой Отечественной войны солдаты далеко перешагнули девяностолетний рубеж собственного жизненного пути. Среди них – около четырех десятилетий прослуживший в Троицком храме села Перетно Новгородской области протоиерей Евгений Федоров. Он был партизаном, потом связистом в армии, получил боевые награды. Дошел до самого Берлина. Перед лицом смерти Евгений дал Господу обет, который исполнил после войны. Об этом он рассказал в нынешнем году корреспонденту пресс-службы Новгородской епархии.
Отец Евгений, поделитесь, пожалуйста, воспоминаниями о Великой Отечественной войне.
– Через несколько дней после того, как я окончил 9 класс школы города Порхов, началась Отечественная война. В первый месяц войны немцы заняли город. Началась эвакуация населения. Немцы забрали наш дом, и нам с родителями, братом и сестрой пришлось переехать к знакомым. Немцы сразу же начали мобилизовывать местных жителей на постройку бараков в городе Дно, где располагался их узловой пункт. Вот меня вместе со всеми туда и отправили. Ночь мы в Дне переночевали, а потом совершили побег и прятались от немцев в окрестностях города до наступления зимы. Зимой прятаться было сложнее: на снегу видны следы. Мы знали, что если немцы найдут нас, то разбираться не будут – сразу расстреляют. Поэтому оставался только один выход: пойти в партизаны. Зимой 1941 года мы присоединились к отряду партизан.
И вот я, уже будучи партизаном, пошел с отрядом на задание. Что это было за задание, знал только командир. Мы шли вслепую, чтобы никто из партизан в случае, если попадет в плен к немцам, не проговорился. Отряд передвигался ночью, так как все дороги охранялись немцами. Вдоль дорог у них стояли деревоземляные огневые точки – так называемые ДЗОТы. Одно шоссе мы пересекли благополучно. А вот когда добрались до железной дороги, попали под оружейный и минометный обстрел. Нам повезло: местность была болотистая, и мины, попадая в болото, не причиняли нам вреда. Мы прятались по кустам, но зимой кусты не могли полностью скрыть наш отряд. В это время подъехал немецкий бронепоезд и начал стрелять по кустам разрывными снарядами. Потом выскочили солдаты с автоматами и тоже стали стрелять. Я слышал выкрики своих раненых товарищей. Многие погибли на этом задании…
Отец Евгений, а что произошло с Вами?
– Сначала я полз по земле. Потом встал, чтобы посмотреть, что происходит, и на мгновение как будто остолбенел. Мне показалось, что мое тело стало шире раза в четыре, а потом постепенно начало сужаться. Я понимал, что мне надо уходить. Начал поднимать правую ногу, но она не двигалась, и в ней чувствовался сильный жар. Тогда я встал на колени и пополз, руки и ноги тонули в глубоком снегу. На мое счастье мимо пробегала санитарка. Она подбежала и начала снимать с меня валенки. Тут из валенка правой ноги, как из кружки, хлынула кровь. Санитарка разорвала мои брюки и сделала повязку. Меня посадили на сани. Жутко хотелось пить. Кто-то почерпнул в кружку талой воды. Я приложился, сделал глоток, но тут кружку вырвали из моих рук. Я обернулся посмотреть, кто это сделал, но не увидел. А потом подумал: «Если бы я напился талой воды, то простудился бы». Тогда люди заботились друг о друге…
Приехали мы в какую-то деревню. Нас, четверых раненых, положили в одной избе на полу. Всем очень хотелось есть. Хозяйка дала нам хлеба, а нам и не откусить: зубы-то у всех шатаются от нехватки витаминов. Тогда мы попросили чего-нибудь кислого. Хозяйка принесла нам полное решето брусники. Через некоторое время после того, как мы поели ягод, зубы перестали шататься, и мы начали кусать хлеб. Мы лежали и ждали операции. Хирург в деревне был, но не было наркоза. Поэтому он отказался нас оперировать. Ранение у меня было слепое: была раздроблена большая берцовая кость, и пуля осталась внутри. Вот так я с этой раненой ногой три с половиной недели и лежал. Рану только обрабатывали Риванолом. Нога распухла и посинела. Все, кто видел ее, говорили, что я останусь без ноги.
Потом Вас все-таки отправили в госпиталь?
– Да, но добраться до него было непросто: раненых приходилось переправлять через линию фронта. Нам предстояло перейти через границу оккупированной немцами территории. Это было самое сложное, ведь границы охранялись. Обоз с ранеными поехал ночью, чтобы его не заметили. Мы добирались до места целую ночь. Когда обоз подъехал к железнодорожному переезду, он встал в кустах. Тут немцы запустили осветительную ракету, и мы увидели, что на переезде стоит немецкий танк. Когда ракета погасла, нам пришлось повернуть назад, в деревню. На следующую ночь некоторые командиры отказались ехать в госпиталь. Тем не менее, обоз с ранеными отправился в путь во второй раз. И у нас получилось переправиться через линию фронта.
Вот тут я впервые увидел палаточный госпиталь. В нем было пять столов, на которых пять хирургов оперировали больных. Меня посадили на лавочку. В метре от меня на столе проводили операцию по ампутации ноги. Я помню все в мельчайших подробностях. Когда очередь дошла до меня, то главный хирург сказал, что ногу разрежут от колена до щиколотки с двух сторон, так как ранение было слепое, а рентгеновских снимков не было. Тут я ему и говорю: «Мне вот здесь больно!» И показываю на большую берцовую кость. Он дает указание хирургам: «Где он показал, там и режьте!»
Когда я отошел от наркоза, то не понимал где нахожусь, и не мог пошевелиться. Я открыл глаза и первое, что захотел узнать, – ампутировали мне ногу или нет. Попытался поднять голову, чтобы увидеть свои ступни. И тут медсестра прижала мою голову к столу – как я узнал позже, после наркоза нельзя поднимать голову, потому что может начаться тошнота. Тут я перестал сопротивляться, а потом, как только медсестра убрала руки, рывком поднял голову и увидел две ступни. Только тогда я смог успокоиться: Господь уберег мою ногу! И я потом с этой исцеленной ногой отслужил Господу 56 лет!
Что повлияло на Ваше решение стать священником?
– После ранения я пошел в связисты. В начале 1945 года во время операции по освобождению Варшавы наши радисты не вернулись с задания. Меня и моего товарища Трофима Мустикова отправили на их поиски. Очень важно было найти радистов, потому что у них находилась радиостанция. Потеря радиостанции во время войны грозила потерей связи с остальными войсками и трибуналом для командира. Мы дошли до места, где должны были располагаться радисты, но их там не оказалось. Вот идем мы вдвоем с товарищем, а у нас в руках – только винтовки. И я понимаю, что если немцы нас увидят, то винтовки нам не помогут. В голове вертелись разные мысли. Я не знал, что где-то на Земле идет мирная жизнь. В тот момент мне казалось, что весь мир утонул в войне и она никогда не закончится. И я был уверен, что не сегодня, так завтра меня убьют, потому что враг сопротивлялся очень жестко. Я шел и разговаривал с Богом вслух: «Господи, какая будет жизнь на Земле после войны? Прошу, оставь меня в живых, чтобы я смог ее увидеть!» А после просьбы сам себя спросил: «Как же так, я Бога-то об этом попросил, а чем смогу Его отблагодарить?» И сказал: «Послужу тебе, Господи!»
Когда закончилась война, мы с семьей вернулись в Порхов. Отец взял ссуду, купил участок и построил дом. Родители ходили в храм Иоанна Предтечи, и я с ними. Как-то раз мы пришли в гости к настоятелю храма отцу Николаю, а у него в это время был странствующий старец Феодор. Отец Николай сказал мне: «Пригласи-ка этого старичка к себе домой погостить». Я согласился. Вот сидим мы как-то со старцем в саду, беседуем. И тут он как спросит: «А хотел бы ты стать священником?» У меня в голове и мыслей таких не было. Я не знал, как ему ответить, и промолчал. Мы продолжили беседу. И вдруг он посреди беседы неожиданно говорит мне: «Хочешь или не хочешь, Бог призовет – пойдешь!» Точно так оно и получилось в дальнейшем.
Когда Вы стали священником?
– После этих слов старца прошло много лет. Я начал часто ходить в храм. Мне там нравилось. Стал общаться с порховским духовенством. В то время я работал в Бюро инвентаризации сначала техником, а потом контролером. Летом 1958 года принял решение получить духовное образование. Сдал дела в конторе и отправился в семинарию в Троице-Сергиевой лавре, но не поступил, так как документы на обучение уже не принимали. Я вернулся в Порхов и поступил опять в Бюро. Когда вышестоящие начальники узнали, куда я ездил поступать, то издали приказ о моем увольнении.
Тогда отец Николай сказал мне: «Что ты без работы болтаешься? Поехали со мной!» Вот поехали мы с ним в Боровичи. Там встретились с епископом Новгородским и Старорусским Сергием (Голубцовым). Тогда, в 1959 году, было решено рукоположить меня в диаконы в Никольском соборе Новгорода. А через неделю в Боровичах на праздник Крещения я был рукоположен в священники. Тогда делали все быстро, потому что власти могли помешать хиротонии.
Я проходил практику в течение месяца, а после мне дали приход в деревне Марково Мошенского района. Какое-то время мне пришлось поскитаться – храмы, в которых я служил, закрывались властями. Последнее место моего служения самое любимое. Это храм Святой Троицы в селе Перетно Окуловского района. Там я прослужил Господу около 40 лет.
Публикация сайта Новгородской епархии
Фото пресс-служб Новгородской и Боровичской епархий
и Окуловского городского портала
