И снова возвращаемся к теме, обсуждаемой более столетия и постоянно вызывающей бурные дискуссии. Почему за богослужением мы молимся не на современном русском языке? Нужно ли переводить богослужебные тексты для того, чтобы больше людей их понимали, или просто стоит предпринять небольшое усилие для того, чтобы открыть для себя огромный смысловой и поэтический мир церковнославянского языка? И точно ли этот язык мы слышим только в храме?
О двуязычии русской культуры и том, почему для славян языком молитвы стал не родной, а понятный им, но специально созданный язык, размышляет митрополит Саратовский и Вольский Лонгин.
Не было бы святых Кирилла и Мефодия –
не было бы сейчас славянских народов
Я думаю, если бы святые Кирилл и Мефодий не создали славянскую азбуку, славянскую письменность, то не только в России, но и в других славянских странах жили бы сегодня другие народы, и большой вопрос, существовала ли бы Россия в том виде, в каком мы ее знаем. Церковь тоже согласна с этой точкой зрения, иначе бы не называла солунских братьев не только святыми, но и равноапостольными, потому что приравнивает их подвиг к подвигу святых апостолов. Они посвятили свой труд тому, чтобы славянские народы могли слышать Слово Божие и богослужение на доступном им языке. Я специально подчеркиваю: не на родном языке, как часто говорят, а на понятном, потому что церковнославянский – это совершенно особый, искусственный язык, созданный специально для передачи богословских понятий и терминов, для перевода Священного Писания с древнегреческого языка.
Почему не русский?
Спор о церковнославянском и русском языке в богослужении Русской Церкви ведется уже более ста лет, а спорящие так и не пришли к общему знаменателю. Даже не касаясь сейчас темы сложности полноценного перевода богослужебных текстов на русский язык, скажу: если мы сейчас начнем читать, служить в Церкви на русском языке, то значительная часть наших прихожан (причем гораздо большая, чем те, которые выступают за русский язык богослужения) будет протестовать и требовать вернуть тексты на церковнославянском языке. Дело в том, что у него есть не просто эстетические достоинства, но и смысловые. Человек, который понял богослужение, разобрался в нем, дал себе труд выучить церковнославянский язык (точнее, даже не выучить, а начать его понимать, потому что там, собственно, и учить-то нечего), уже не захочет перехода на русский.
Поэтому, если мы начнем всеобщую русификацию, то введем Церковь в смуту и обидим очень многих людей. Повторю – не каких-то ценителей прекрасного, которые из чисто эстетических соображений предпочитают церковнославянский язык, а тех, для кого этот язык стал языком молитвы: они не просто церковные молитвы не переводят на русский, но даже и своими словами молятся на церковнославянском языке. Таких людей очень много.
Привычное двуязычие
Кроме того, надо иметь в виду, что на протяжении нескольких веков мы существуем в положении так называемой диглоссии, когда одновременно используются два языка – и русский, и церковнославянский. Причем не только в богослужении, но и в повседневной жизни, особенно в литературе. Еще Ломоносов говорил о том, что церковнославянский язык является у нас языком высокого стиля. И действительно, если мы возьмем образцы отечественной поэзии, того же А.С. Пушкина, то увидим широкое использование церковнославянской лексики и церковнославянского синтаксиса. Строфа хрестоматийного стихотворения «Пророк»:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
исполнись волею Моей,
и, обходя моря и земли,
глаголом жги сердца людей»,
– написана на церковнославянском языке.
Мало кто задумывается над этим, но гимн Советского Союза – это тоже в какой-то мере церковнославянский язык, по крайней мере, и синтаксис, и значительная часть лексики, в том числе и в сегодняшнем, новом варианте гимна взяты из церковнославянского. Такие слова, как «очи», «чело», «перст» – это признаки высокого стиля. Если мы будем переводить все это на современный русский язык, то есть предпримем русификацию поэтического текста, что мы увидим прежде всего? Резкое стилистическое снижение.
Есть такое песнопение, которое слышит каждый человек, ходящий в церковь, оно начинается словами: «Отверзу уста моя». Это понятно для большинства людей. Если перевести его на современный русский язык, как оно будет звучать? «Открою мой рот». Понятно, что мы сразу попадаем в ситуацию резкого стилистического снижения. И поэтому люди, которые ходят в церковь, которые привыкли к богослужению, не примут этого ни под каким видом.
Стихи и проза
Еще одна проблема – то, что наши богослужебные тексты, по крайней мере, те, которые переведены с греческого языка, в оригинале являются текстами поэтическими. Переводить их на современный русский язык надо тогда с использованием обычных поэтических приемов, что будет звучать очень странно. Русская поэзия начиналась не в Церкви, в отличие от поэзии, скажем, древнегреческой, которая была религиозной по своему предназначению и происхождению. И для греков слышать поэтические тексты в храмах – это естественно, а нам стихи во время богослужения будут чудовищно резать слух. Достаточно прийти в какой-то баптистский молитвенный дом, послушать там их «поэзию» на русском языке, чтобы понять, насколько это далеко, насколько чуждо нашему православному богослужению.
Часть русской культуры
Данные проблемы — не богословского характера. Это, скорее, свидетельство того, что русская культура является богато развитой, с большими традициями, и механический перевод богослужебных текстов на современный русский язык будет просто отказом от этих традиций и огромного пласта нашей отечественной культуры.
Более того, перевод с церковнославянского языка обеднит содержание текста, его нельзя будет перевести буквально, нужно будет использовать очень сложные и громоздкие конструкции.
Церковнославянский – это «технический» язык, который создан специально для особых целей, и очень многие слова именно в нем получили то богословское значение, которое имеют сегодня. Придется или создавать новые термины, уже в рамках современного русского языка, и наполнять их смыслом, а это очень сложно, или же оставлять многие слова непереведенными. И то, и другое имеет своих сторонников и противников.
Перевод или адаптация?
Хотя дискуссия о том, нужно ли перевести богослужение на русский язык длится уже давно, ни одна из попыток перевода богослужебных текстов, а их было предпринято немало, не удовлетворяет даже большую часть сторонников перевода. Что будет дальше — посмотрим. При нормальном естественном развитии церковной жизни, я думаю, этот вопрос будет постепенно решен. Лично я являюсь сторонником той точки зрения, что необходим не русский перевод, а упрощение существующего церковнославянского перевода, приведение его в максимальную близость к нормам русского языка. Необходимо убрать слова устаревшие, те слова, которые уже в церковнославянском языке резко стилистически «снизились», а также синтаксические формы, которые сегодня почти непонятны современному человеку, когда для того, чтобы отыскать, скажем, сказуемое или подлежащее в каком-то предложении, нужно приложить огромные усилия.
Едва ли не самый легкий для изучения язык
Если человек пришел в храм, прочитал Священное Писание, принял для себя то, о чем говорит Православная Церковь, счел ее слова за истину, дальше перед ним возникает задача разобраться в православном богослужении. Вы знаете, разобраться в церковнославянском языке гораздо проще, чем научиться работать с компьютером, а вся молодежь сегодня прекрасно умеет им пользоваться. Даже компьютерных или интернет-терминов сегодня намного больше, чем непонятных слов в церковнославянском языке – там их всего лишь несколько десятков.
Кроме того, я считаю, что церковнославянский язык необходимо изучать – в воскресных школах, в гимназиях, причем не только в православных, поскольку это составная часть нашей культуры. В этом нет ничего странного, необычного – в той же Греции все дети изучают древнегреческий язык как часть своей культуры, и никому не приходит в голову удивляться этому или спрашивать, зачем это нужно.
По материалам информационно-аналитического портала
Саратовской епархии
«Православие и современность»
