Александр Романычев пришел к православной вере как раз в том возрасте, когда уже подросшие, но все еще дети начинают мучительно искать ответы на совершенно взрослые вопросы. Ему было четырнадцать. А в восемнадцать Александра можно было увидеть на собраниях адвентистов седьмого дня. История отхода от Православия и возвращения – история одной человеческой жизни: горькой и счастливой.
О том, Кто выше всех
– Родился я в селе Валки Лысковского района. Мне было три года, когда родители развелись и мы, два брата, остались с мамой. В девяностых годах перебрались в село Трофимово. Никаких нравственных устоев тогда не осталось. Мы просто приходили на дискотеки, где легко можно было достать любую выпивку.
Я сам алкоголь начал употреблять с тринадцати лет, и вся наша молодежь так же. Сейчас уже многие на кладбище, в Трофимове даже есть такое понятие – молодежное кладбище.
К вере я начал приходить, когда все еще были живы-здоровы.
Девяностые. Жизнь очень тяжелая. Денег нет. Мама ушла работать в колхоз, где по нескольку месяцев, а то и годами не платили зарплату. А детей надо было кормить. Дошли до того, что мама приносила с фермы отруби, мы их просеивали – получалось подобие муки. У всех было какое-то отчаянье. Ну, умрем завтра – и ладно.
Но я чувствовал, что должна быть для человека какая-то защита. Мама мало что знала про веру, она говорила, что да, наверное, что-то есть там, наверху, но сама в церковь не стремилась. А мне было беспокойно, и я решил пойти в храм посмотреть, что же там такое – может, там Бог действительно? И я поехал в Казанскую церковь в Лыскове.
Помню, такой хороший день, солнечный, я радостный еду: вот сейчас схожу, и у меня сразу же все наладится. Шагнул в притвор, и тут же – осуждение бабушек. Не так крестишься, руки вынь из карманов… О-о, думаю. Все меня пугало. Денег на свечки нет. Простоял, наверное, до «Отче наш». Казалось, все смотрят на меня, а я все делаю неправильно. Но когда вышел, почувствовал благодать. Может, от чувства выполненного долга. Стал ездить по воскресеньям. И у меня появилось ощущение, что это правильно.
Думал я тогда не только о себе. О нашей семье. Чтобы нам стало легче жить. С каждым посещением храма мне приоткрывались какие-то тайны. Я ощущал, что что-то в моей жизни происходит хорошее, и с людьми хотелось общаться по-христиански. Хотя негатива было много. Я с тринадцати лет уже работал: в ДК на баяне играл за копейки. И как будто два человека жили во мне тогда: одного в компании тянуло, другого – в храм. А потом начались насмешки, даже близкие были недовольны. Например, когда вместо того, чтобы в огород пойти поработать, я отправлялся в церковь. И я отошел от Православия.
В секте
– Прошло года полтора. Школа была позади. Впереди – колледж культуры на Бору. Но учиться там не стал: настроя не было, да и материальные сложности… Вернулся в Лысково, устроился в Центр молодежных инициатив художником-декоратором. Параллельно стал играть и петь в ресторанах, на свадьбах. Уже, естественно, ни о какой церкви речи не было. Начал зарабатывать неплохие деньги и… спиваться. Было мне восемнадцать или девятнадцать лет. Через какое-то время почувствовал зависимость.
И как раз в этот период я познакомился с пастором адвентистской церкви, он тоже пришел на работу в Центр молодежных инициатив. Тогда же никто ничего не проверял – все были атеистами. Такой с бородкой дядька, очень харизматичный, играл на гитаре, все мальчишки и девчонки около него крутились. Потом начались разговоры о Боге. Он рассказывал очень интересно. Плюс у него семья, дети — на него хотелось равняться. У нас в девяностые еще не было никаких православных молодежных движений, а адвентисты с молодежью работали очень серьезно: и гитару преподавали, и спортом занимались. У них был дом в Лыскове, а я как раз уже женился и жил в райцентре. Потом пастор пригласил меня в Нижний, там я принял их крещение.
Когда мама узнала, что я хожу к адвентистам, решила вытащить меня оттуда любыми способами. Пугала, что на себя руки наложит. Даже к психотерапевту возила. Ему заплатили деньги, и он должен был отвратить меня от Бога. Отвратил. От религии вообще. Он мне все по «Мастеру и Маргарите» объяснял, убедил, что Воланд – хороший персонаж и дьявол тоже может быть хорошим.
А когда я от него вышел с ощущением того, что Бога нет; мир увидел в серых тонах, как в старых фильмах – представляете, все серое… Внутри меня образовалась такая пустота! Заполнять ее я стал алкоголем. Адвентисты ведь тоже вели работу по трезвенному просвещению, и я, пока к ним ходил, прекратил употреблять.
Мы еще, правда, общались с пастором. Он пытался вернуть меня, увез в Семенов, к себе на родину, познакомил с общиной. Это было в мае, а осенью я уже совсем перестал ходить к ним, даже изредка. Многое мне у них было не по душе. А там нужно обязательно посещать службы, иначе могут исключить. И меня исключили.
Я не расстраивался, жил в общежитии (восстановился в колледже культуры), мог пить-гулять, сколько хотел. Учеба шла хорошо, и никакие адвентисты не могли меня напугать. После всего, что произошло (а у меня к тому времени и мама умерла), я уже ничего не боялся.
Мы однажды встретились с этим пастором. Он совершенно изменил манеру общения. Раньше был такой добрый, чуть ли не родственник… И вдруг на «вы», как чужой. А мне нужна была именно его поддержка. То есть личность этого конкретного человека для меня тогда стояла выше Бога. Я тяжело переживал разлад именно с ним.
На коленочки к Богу
– Через четыре года был получен диплом колледжа, и я поступил в педагогический университет. Снова разгульная студенческая жизнь. Первая семья распалась, появилась новая. Но иногда были моменты, когда я осознавал, что от Бога нельзя отойти просто так, что что-то должно произойти – и я вернусь.
После университета мы с женой оказались в Кстове. Вступили в программу поддержки молодых специалистов, получили дом и машину, родился сын. Я работал в ДК поселка Ждановского. Но сильно пил. Уезжал из дома, неделями пропадал. Стали появляться мысли о самоубийстве.
И слава Богу, в тот период судьба свела меня с отцом Александром Николаевым, настоятелем Казанского храма в селе Великий Враг Кстовского района, и с Ниной Владимировной Данилиной – она тоже активно занимается в Кстове трезвенническим движением. Благодаря им я пришел в школу трезвения, которая работает в благочинии. Но там не задержался. Пил и пил. И считал всех виноватыми в своих бедах.
Во время очередного запоя меня увезли в больницу, после чего я уже осознанно пошел в школу трезвения и в храм. Что же произошло в больнице? Во-первых, очень сильно болела душа. Не болело что-то в теле, нет… Такая боль душераздирающая! Это нельзя передать словами. Мне за все было настолько стыдно!
В школе трезвения жизнь изменилась. Я почувствовал отеческую заботу отца Александра. Раньше я так, по душам, мог говорить только с мамой. Чувствовал, что священник может помочь. Вот представьте: болит душа. Вся в нарывах. И ты приходишь к батюшке, а он начинает ее лечить. Добрыми словами – как снадобьями. И она потихоньку заживает, раны затягиваются…
Отец Александр не говорил, как адвентисты, что надо приходить обязательно на службы. Он сказал, что надо к Богу обратиться, у Него искать помощи. Он – Отец наш. И когда тебе плохо, ты, говорит, залезь к Нему на коленочки, обними его, как маленький, и попроси, чтобы простил тебя за то, что ты хулиганил, чтобы защитил.
Я от него ехал в первый раз – и откровенно плакал. А потом я просто летал: так на сердце легко было. Это называется у специалистов «разморозить чувства». Они все до этого были, действительно, так заморожены! И снимать напряжение я пытался алкоголем.
Больше года я не употребляю спиртного, дал обет трезвости. В семье все наладилось, мы с женой Натальей ждем второго малыша. Только тогда, в школе трезвения, я почувствовал, что нужен своим близким. Раньше об этом почему-то даже не думал. Как и о том, что моя работа может быть нужна людям, что я могу приносить пользу.
Сейчас работаю директором дома культуры в селе Шелокша в нашем же Кстовском районе. Мы организовали молодежный волонтерский центр, ездим трудничать в храмы и монастыри. Планируем на базе нашего ДК открыть филиал дружины во имя благоверного князя Димитрия Донского – это детская православная дружина при Казанском храме в Великом Вра́ге. Еще появилась возможность Божьего дела в движении «Трезвение» Нижегородской епархии. С его руководителем Георгием Зиновьевым мы очень дружны, действительно братья во Христе.
Хочу сказать еще о том, что меня отвратило от адвентистов. Нам с детства прививали такое понятие, как патриотизм. А у адвентистов, когда я задал пастору вопрос об этом, он ответил: «Я не возьму в руки оружие – приходите, кто хотите, живите». – «Но нас поработят?» – «Мы патриоты одного только Царства Божия».
Такой ответ, помню, меня покоробил. Как и то, что в Европе есть даже церкви, где пасторами выступают гомосексуалисты. Я не хочу, чтобы такие люди воспитывали моих детей. Зачем мне такая толерантность? Сейчас я понимаю, как важно хранить свою веру, свою культуру, растить детей в душевной чистоте. Чтобы им не пришлось в жизни пройти по тому страшному пути, которым шел я.
Подготовила Надежда МУРАВЬЕВА
Публикация сайта Нижегородской митрополии
