Плоды современной культуры все чаще вызывают слишком сильные эмоции. Кто-то восторгается постмодернизмом и живет его идеями, а кто-то – резко осуждает, ведь он претендует на изобретение «нового мышления и идеологии», цель которых – сломать устои, традиции, избавиться от классики, пересмотреть ценности и философию как таковую. Постмодернистское искусство отказалось от попыток создания универсального канона со строгой иерархией эстетических ценностей и норм: единственной непререкаемой ценностью считается ничем не ограниченная свобода самовыражения художника, основывающегося на принципе «все разрешено». Умбэрто Эко видел в постмодернизме глубокое переосмысление прошлого, Александр Солженицын обвинял его в «уничтожении всего живого в мире». Этой культурной эпохе и спорах вокруг нее посвящена беседа с доктором культурологии, доцентом Северного Арктического федерального университета Василием Матониным.
Эпоха постмодернизма, в которую Европа вошла во второй половине ХХ века, отрицает идеалы и авторитеты. По сути, человек сам для себя становится авторитетом и мерилом ценностей и поступков. И европейское общество, воспитанное в христианской традиции, достаточно быстро принимает эту схему. Что, на Ваш взгляд, привело к этому? И почему христианский мир воспринял ее?
– Если благословите, я буду говорить правду, а потому прошу не верить ни одному моему слову. Доверять нужно, проверять можно, а самостоятельно размышлять необходимо. Мысль о том, что эпоха постмодернизма отрицает идеалы и авторитеты, ошибочна в той степени, в какой ей придают значение универсальное и неоспоримое. Все, как всегда, зависит от того, кто сказал, кому, с какой целью. Постмодерн – это необозримый мир человеческого бытия, в котором есть свои полюсы. Вы говорите про отрицание идеалов и авторитетов, но разве это не подразумевает множественность идеалов и авторитетов? Быть может, это необходимое условие для того, чтобы выжить, чтобы реализовалась, наконец, Божественная свобода, которая дана человеку вместе с жизнью? Быть может, постмодерн – это единственная и спасительная возможность для человека, взыскующего истины, самому проделать трудную внутреннюю работу по различению добра и зла?
Не надо верить никому, кроме Господа. Не надо перекладывать личную ответственность на духовного отца или епископа. И патриархи бывали ересиархами. Государство, руководствуясь благими намерениями, снимает с подданных ответственность за персональные грехи, благословляя на убийство и насилие. Ужас мировых войн заставил переоценить ценности, которые в начале ХХ века казались вечными и незыблемыми. Значительная часть интеллигенции верила в технический прогресс как путь от «темного настоящего» к «светлому будущему». Казалось, что свет просвещения идет с Запада, которому мы стремились слепо подражать, считая себя учениками европейцев. Время показало, что развитие науки предполагало совершенствование способов массового убийства. Искусство тогда обслуживало индустрию развлечений, культура сковывала человека по рукам и ногам, а Церковь, лишенная патриаршества, все это благословляла и покрывала. Вот вам и основания для постмодерна как формы психологической самозащиты…
«Человек как мера всех вещей» – это, конечно, соблазнительное утверждение, но в реальности каждый мнит себя тем самым Человеком, а «пряников сладких всегда не хватает на всех» (Б. Окуджава). И тогда происходит инверсия – «вещи как мера всех людей». Отсюда берет начало потребительская философия. Что нужно для спасения в протестантской модели поведения? Верить, соблюдать заповеди, благотворить ближним и, главное, – хорошо работать. Если же цель деятельности, пребывающая в апофатическом (отрицательном – прим.) сумраке, вдруг приобретет материальные очертания, оцениваемые в денежных единицах, это и будет моментом подмены идеала идолом.
Современную культуру обвиняют в деструктивности, в том, что она разрушает каноны, традиции. Так ли это?
– Культура вышла из культа и в него уже не вернется, становясь его противоположностью, пародией, отрицанием. Наш земляк и одновременно великий американский социолог Питирим Александрович Сорокин, высланный из советской России на «философском пароходе», считал, что любая культура в своем развитии проходит три фазы: идеационную (религиозную), идеалистическую (промежуточную) и чувственную (ориентированную на материальные ценности). Далее на ее обломках появляется нечто новое. Немецкий ученый Освальд Шпенглер назвал три универсальных признака, свидетельствующих об увядании культуры: преобладание техники над духовностью, мировых городов – над провинцией, плебейской морали – над трагической.
Удалось ли современной культуре создать какие-то новые положительные образцы, или она предпочитает использовать тот язык образов и символов, который был сформирован в прежние века, в том числе в недрах христианской культуры?
– Не знаю, с какого года, дня и часа начинается «современная культура». Все познается во времени. Достижения элиты постепенно нисходят в массовую культуру, и на полпути появляется все самое интересное в искусстве. По-видимому, постмодернизм призван обнулить эстетические и моральные ценности, чтобы возвращение к ним было индивидуальным и осознанным. В наше время, на мой взгляд, неизмеримо возрастают роль личности и соблазн усредненности как добровольного рабства.
Язык образов и символов культуры остается неизменным на глубинном психологическом уровне, а на поверхности подвержен социальной динамике. Это создает проблему гармонизации «внешнего» и «внутреннего», приспособления человека к самому себе.
Что является произведением культуры?
– Все, что мы видим в себе и вокруг себя. И мы с вами тоже.
Как Вы уже сказали, культура некогда вышла из религии. Связаны ли они сейчас? И можно ли оценивать культуру с точки зрения религии?
– Любое явление культуры в своих истоках имеет религиозные содержание. Религия задает ценностно-смысловую парадигму явлениям культуры. Суд над культурой возможен и необходим именно с точки зрения христианской эсхатологии. Страшный Суд, спасение или гибель человеческой души – это критерии для оценки всего, что происходит с нами здесь и сейчас.
Беседовала Дарья АНДРЕЕВА
Интервью было опубликовано
«Вестником Архангельской митрополии»
