До того, как стать священником, он учился в мореходке, потом был рыбаком – ловил рыбу в открытом море. Как когда-то апостолы по слову Господа бросили свои сети и последовали за Ним, так же решительно изменил жизнь в свое время и протоиерей Андрей Тарасов, клирик Богоявленского кафедрального собора города Иркутска.
Отец Андрей, более двадцати лет назад вы, можно сказать, сменили море на Небо. Что вам было дорого в море и что дорого сейчас в священническом служении?
– Не могу ответить однозначно на этот вопрос, потому что и там люди, и здесь люди. Главное в христианстве – это любовь к людям. Думаю, у любого священника так: это не я выбираю – Господь выбирает.
Помню, я твердо решил, что пойду в семинарию, будучи в открытом океане, когда мы поставили трал на рыбу. Когда ловишь рыбу в открытом море, после установки трала есть какое-то свободное время, можно попить чая или почитать что-нибудь. И вот я заметил и начал читать какой-то лежащий рядом журнал. А там была заметка о семинарии. В тот момент я понял, что это мой путь. Наверное, именно тогда пришел и ко мне Господь, как приходил Он к апостолу Андрею.
А сколько времени прошло с того момента, как вы перелистывали журнал, до того момента, как оказались в семинарии?
– Времени прошло много. Но, по крайней мере, это желание, зародившись в море, больше не уходило никогда. И Господь уже меня просто к этому вел.
То есть после того журнала жизнь начала меняться?
– Да. Я стал по-другому на все смотреть. Конечно, были и особенные, определяющие события до этого, но об этом как о сокровенном рассказывать не могу. Не думаю, что моя жизнь какая-то удивительная. Господь призвал – я пошел.
Когда попали в семинарию, когда уже начали церковный осознанный путь, какие у вас были послушания?
– В основном у меня всегда было клиросное послушание. Я пел, читал на клиросе и в алтарь даже не стремился, настолько мне было на клиросе хорошо.
В семинарии поначалу был уставщиком. Тогда было такое время, что священников не хватало, и меня рукоположили. Семинарию я заканчивал уже заочно. Все по Промыслу Божию.
А какие церковные послушания имели, когда уже стали священником? Какое повлияло на вас в большей степени – может быть, было особенно сложным или, напротив, особенно важным, дорогим?
— Я считаю, что самое важное послушание священника – это предстояние пред Богом, у престола Божия. А все остальное – это дополнительное. Оно не может особенно повлиять на тебя. Может повлиять только в какой-то степени.
Я посещал очень много больниц. Работал с женщинами, которые шли на аборты, отговаривал их от этого страшного шага. Каждое утро в течение трех-четырех лет ходил к ним, как на работу, чтобы быть в абортарии восемь часов рабочего дня и беседовать с этими женщинами.
Я бы посоветовал многим священникам посещать больницы, чтобы предотвратить или преодолеть чувство уныния. Особенно посещать тяжелых больных – онкологических в детской и взрослой онкологиях. Когда ты живешь в мире и видишь его радость, это все замечательно, но кроме этого у нас существуют целые больничные «города», где находятся сотни, тысячи больных людей. В этот момент, в этот час тысячи и тысячи людей просто не могут встать.
Я брал Дары, крестильный ящик и обходил всю больницу, предлагая свою помощь. Тем, кто откликался, я помогал. Так продолжалось около десяти лет. Это очень тяжелое послушание, потому что не только физически, но часто и психически больных людей нужно выслушивать, принимать их горе. Особенно в онкологии, когда человек частью своей души осознает, что он уже уходит из этого мира, и надо найти для него особенные, нужные именно для него слова.
Главное – не стать равнодушным и не привыкнуть к человеческому страданию. Когда ты к этому привык, это становится твоей работой, а это, конечно, тяжело.
Были ли в период этого служения какие-то особенно запомнившиеся истории?
– Конечно. Таких историй сотни, обо всех не рассказать. Когда приходил в абортарий отговаривать женщин от аборта, меня часто и материли, и как только ни ругали! Но это семя как-то западало женщинам в душу – потом, через несколько месяцев и даже пару лет, они находили меня и благодарили за радость материнства и за детей, которые у них родились.
То же самое и в больницах. Я посещал пять-шесть больниц и увидел, что в больницах самые терпеливые люди – это дети. Говорят, что дети капризны, но в онкологии я видел детей, которые переносили настоящие страдания и боль просто стоически. Это была какая-то силища неимоверная. Откуда она у них бралась, я не знаю.
Очень много детей я похоронил в онкологии.
У меня самого шестеро детей, поэтому я знаю, что это такое.
Я отпевал детей, от которых полностью отказывались, у которых не было даже гроба. Но это тяжелые случаи. Гробом для этих детей служило множество подаренных им игрушек, которые окружали их на смертном одре.
Я посещал реанимацию. Заведующий реанимацией врач говорил, что контингент в реанимации меняется каждые два-три дня. Только представьте себе: каждые два-три дня кто-то рядом находится на грани жизни и смерти. Если они в состоянии, откликаются на предложение исповедоваться и причаститься.
Об этом трудно рассказывать. Но я знаю точно: если хотите, чтобы в вас было ощущение духовной полноты, нужно не только исповедоваться и причащаться – возьмите и сходите в больницу. Скажите: «Можно, я у вас пол помою в палате просто так?» Сегодня пол помою, завтра в коридоре. Для этого не нужно никаких особых разрешений.
А помогал кто-то из прихожан в вашем больничном служении? Может быть, приглашали кого-то с собой, или кто-то сам просился?
– Приглашал, конечно. Но на это послушание очень редко люди идут. Это нужно иметь желание.
Я советовался по вопросам социального служения с владыкой Пантелеимоном. Он сказал, что по благословению на это служение никого нельзя поставить. Нужно их просить об этом. Как священников, так и прихожан. Если они готовы идти на такое служение, тогда благословлять.
А просто «по благословению» – это часто может быть хуже для больных, для Церкви, для самого священника и мирянина. Должно быть веление сердца.
Когда я ходил в больницу, помогала мне, например, Надежда Гершевич, которая сейчас возглавляет фонд «За жизнь» в Бурятии. Мы с ней очень тесно сотрудничали, она очень хороший помощник. Отец Иов, который сейчас в Чувашии трудится секретарем епархии. Он как раз выражал очень сильное желание посещать больницы.
Что бы вы могли посоветовать молодым священникам и прихожанам храма, желающим, чтобы их приход стал настоящей церковной семьей?
– Я еще сам молодой священник, очень молодой, поэтому сказать ничего не могу, простите.
А как в вашей собственной семье? Получается ли помочь близким в становлении их веры? Понятно, что универсальных рецептов нет, но, может быть, есть какие-то советы из личного опыта: как помочь своим детям в становлении духовном?
– Для своих детей надо стать другом. Настоящим другом. Тогда проблем вообще никаких не будет возникать в вопросе о том, как привести ребенка к вере. У нас с матушкой среди детей даже есть прозвища, хотя дети называют нас с детства «на вы».
Есть ли в Евангелии отрывок, который наиболее важен для вас?
– Да, есть. Очень люблю отрывок воскресного Евангелия, когда Господь явился Луке и Клеопе, когда они шли во Эммаус. Мне сразу представляется это раннее утро… Картинка настолько живая, что хочется ее нарисовать. Ведь на самом деле они не идут – это их побег. Они убегают из Иерусалима в отчаянии, в унынии, в грусти, в печали. И тут к ним приходит какой-то Путник и говорит: «Нет, ребята, все не так». И этот Путник – Христос.
Та радость, с которой они возвращались обратно, – для меня это снова Воскресение, снова Пасха.
Говорят, что люди, кто долгое время ходил в море или в горы, непременно хотят туда вернуться. Вас тянет в море?
– Да, хотя я не очень долго был в море. Но я учился в мореходке, я видел море, видел океан.
Господь все создал «добро зело». Я считаю, что любой человек должен видеть и ощущать красоту мира, созданного Богом. Он должен любить свою землю, почитать родину и малую родину. Но видеть ту благодать, которую создал Господь, он просто обязан.
А наша земля прекрасна.
Беседовал священник Виктор ДУДКИН
Публикация сайта Иркутской епархии
