Сегодня Церковь празднует память святой преподобномученицы Параскевы. На греческом острове Корфу в уединенном месте есть монастырь, посвященный памяти этой святой. Заботы о восстановлении и поддержании в порядке монастырских строений, о саде и оливковой роще из восьмисот деревьев, о паломниках, прибывающих на праздники и в будни, — на плечах двух подвизающихся здесь насельниц.
По дороге к монастырю святой Параскевы мы много молились. И не потому, что наша компания такая благочестивая, а просто дороги острова Корфу не оставляли иного шанса: узкие, горные, закрученные неровной спиралью, где тебе прямо в лоб на повороте летит огромный туристический автобус, а из-под колес в разные стороны мелкой дробью рассыпаются скутеры и мотоциклы. Желудок прыгает куда-то в сторону оливковой рощи, а сердце готово утопиться в море, но каждый раз все остаются живы, и ты думаешь: «Чудо, чудо, Господи!»
А съезд из деревни Сгурадес к монастырю! Местные жители всегда готовы помочь в этом опасном месте. Две наши машины медленно сползают вниз в окружении большой греческой семьи, которая под предводительством старенького дедушки дружно нами руководит.
Но вот и сам монастырь преподобномученицы Параскевы. 1883-го года постройки, в лучшие времена здесь жило двенадцать сестер. Когда умерла последняя, здания стали приходить в запустение и разрушаться. Может, вообще все заросло бы оливковыми деревьями, если б митрополит Керкирский Тимофей и афонский старец Ефрем в свое время не благословили матушку Фотинию восстанавливать обитель.
Нашу шумную компанию из трех мам и пяти детей встречает монахиня Гавриила. Молодая девушка, от которой идет какой-то нездешний свет. Все время улыбается. Русская. Откуда-то сверху раздается приветствие, я смотрю на балкон второго этажа на матушку Фотинию, игумению монастыря: «Сколько вас! Вы Валерия? Это все ваши дети? Идите в храм, приложитесь к иконам, потом — интервью». Строго, даже повелительно. Больше сестер тут нет – их всего две в этом довольно пустынном месте. Маленький обитаемый остров на острове.
«Наверное, Параскева была такая же», — размышляю я по пути к церкви. Прямая, честная, сосредоточенная, принципиальная, немногословная, кроме тех случаев, когда речь шла о Христе. После посещения храма мы садимся в архондарике – особом месте, где в греческих монастырях принято принимать гостей. От матушкиного строгого взгляда по спине идет холодок, и я машинально поправляю платок.
Вы чувствуете себя счастливой здесь?
– Да. Каждую секунду. Для меня монашество – это самая лучшая жизнь. Я бы, конечно, хотела, чтобы все стали монахами, чтобы все были такие счастливые, как я, чтобы все выбрали этот путь. Это значит жить только для Бога, понимаете? Вся сосредоточенность – для этой цели: соединиться с Богом, жить для Царствия Небесного. Это призвание. Почему святые отцы ушли в пустыню? У них ведь все было. И Церковь была свободна — гонения на христиан прекратились, почему же они ушли? Потому что Господь призывает в пустыню Сам. Как говорится в Ветхом Завете: «Я тебя призываю в пустыню, буду говорить твоему сердцу» (см. Ос. 2. 14) .
Старец Паисий говорит в своих письмах, что некоторые думают, будто это уход от мира, но надо им сказать, что монах больше помогает миру, когда он молится. Можно посылать бедным или больным килограммы апельсинов, говорит Паисий, но через молитву люди получат не килограммы, а тонны апельсинов. Большая разница.
А у вас был случай, когда вы лично «посылали тонны апельсинов» и потом узнали об этом?
Были случаи, что люди получали помощь от святой Параскевы, молились святой, и она помогала. Например, женщина, которая имела большие проблемы с глазом, писала нам, просила молитв. Получила помощь от Господа и нашей святой без вмешательства врачей, хотя ей сказали, что это невозможно.
А потом, люди бывают здесь, трудятся и молятся, и перемена в сердце происходит. Например, немалому числу девушек, которые приезжали сюда, трудились и участвовали в нашей жизни две-три недели, трудились, потом святая Параскева помогла выйти замуж за православных. Они нам писали об этом. Таких случаев было семь или восемь. Наша святая очень помогает в семейных делах.
Приехавшим с нами детям пока далеко устроения собственных семей, но мое боковое зрение подсказывает, что в этом плане у них все будет прекрасно. Тяжелые лейки, брызги воды, счастливые мальчишечьи лица – я и не заметила, как матушка Фотиния отправила их потрудиться на благо монастыря. Она очень рациональная и по-хорошему практичная. Деваться некуда: хозяйство вокруг большое, 800 оливковых деревьев чего только стоят. Поэтому каждого забредшего сюда путника монахини «берут в оборот» быстро: опомниться не успеешь — ты уже с лейкой или лопатой. Никто не протестует, а многие за этим и едут: во время сбора оливок в ноябре все чаще приезжают на помощь паломники из России.
В чем заключается работа?
– Надо готовить, убираться в храме, убирать территорию, огород, поливать, собирать инжир, а зимой — оливки. Мы еще занимаемся переводами: в прошлом году перевели с греческого на русский «Житие и чудеса святого Спиридона».
Пять лет я была одна, восстанавливала монастырь, а потом стали приезжать девушки из России. Это сейчас, как вы видите, закончили в обители строительные и восстановительные работы, привели все в порядок. В строительных работах тоже девушки участвовали, даже монахини из некоторых русских монастырей, например, из Малоярославца, приезжали на две-три недели. Я помню, как мы вместе красили полы, потолки на втором этаже. Иногда благодетели приносили деньги, и мы могли нанять рабочих. Хотя вначале я сама замешивала цемент, подавала его, красила стены. Помню, как с одним рабочим вдвоем тащили сюда эти решетки и столбы для забора.
Ну, точно как отважная и бескомпромиссная Параскева. Будь она матушкиной современницей — нашли бы общий язык. Труд во имя Христа, молитва и проповедь. С прямой спиной, без сна и прочих удовольствий. Но преподобномученица жила совсем в другое время, когда просто потрудиться во имя Христа было бы счастьем: христиане подвергались гонениям и принимали мученическую смерть.
Царствование императора Антонина (138-161 гг.), окрестности древнего Рима. С детства Параскева упражняется в изучении священных Писаний, а после смерти родителей раздает имущество, принимает иночество и начинает проповедовать о Христе. Много раз святую хватали, пытали, а она не прекращала ходить и рассказывать людям о Господе. В конце концов, некий царь по имени Тарасий велел отсечь ее голову.
На греческой иконе преподобномученица держит чашу с глазами. Когда она в очередной раз не пожелала отречься от Христа, император Антонин приказал надеть ей на голову раскаленный шлем и бросить в медный котел, наполненный кипящей смолой. Святая чудесным образом осталась невредимой; император не поверил, и тогда она плеснула в него несколькими каплями раскаленной жидкости. Ослепшего от этого мучителя преподобномученица Параскева исцелила. Ее отпустили, и Параскева проповедовала до мученической смерти.
Теперь открою главный секрет. Матушка Фотиния родилась примерно там же, где и Параскева. В Европе, на осколках Римской империи. Ее мирское — имя Кристина Маршалл. В голове у меня никак не соединяются состоятельная парижская семья и это пустынное место в горах острова Корфу. Мне нравится смотреть на строгое, симпатичное лицо игуменьи, я понимаю, что времени мало, надо пользоваться моментом и смотрю, смотрю во все глаза. Дети продолжают бегать где-то вдали с лейками, игумения напряженно прислушивается к процессу, я начинаю личные вопросы, она отвечает все короче и короче, периодически порываясь встать и уйти.
Откуда Вы так хорошо знаете русский?
– Я с тринадцати лет в лицее в Париже. А потом в Сорбонне. Ой, может, не надо таких вопросов? В лицее дали на выбор немецкий, испанский и русский, я выбрала последний, так как это было очень оригинально. Мне сразу было легко, и даже мои преподаватели говорили: « Может быть, у вас есть славянско-русские корни?» Я отвечала, что вроде бы нет. А потом папа рассказал, что у нас были родственники… Может быть, хватит?
Матушка, если не хотите, не отвечайте. Я буду задавать вопросы, Вы сами решайте, отвечать или нет, ладно? Вы общаетесь со своими родственниками?
– Да, у меня только папа и сестра.
Они приняли Ваш выбор полностью и сразу?
– Нет, не сразу. Сейчас сестра как раз приехала на Корфу. Первый раз.
А сколько вам лет?
– Пятьдесят пять. Я уже тридцать лет в монашестве. Не люблю говорить о своем пути, потому что это для духовника. Каков твой путь и что ты делал — тема исповеди.
Говорят, что Вы из состоятельной парижской семьи…
– Да, это так. Ну и что? Людям кажется странным, когда у человека все, а он выбирает монашество. Господь выбирает Себе не только бедных. Вспомните, Сам Иисус призывал богатого юношу в Евангелии.
Почему выбрали именно это место?
– Я была на Керкире (Корфу) и хотела уединения, так и попала по благословению старца и митрополита, который хотел открыть этот монастырь. Господь дал это место, заброшенное. Здесь мне понравилось: большая оливковая роща, далеко, можно уединиться, чтобы никто тебя не видел, чтобы быть с Богом. Уединение сильно помогает.
Вас всего двое здесь. Почему? Вы бы хотели, чтобы сестер было больше? –
Знаете, это не зависит от нас — Господь призывает в монастырь. Во-первых, это немножко пустыня. Не все могут выдержать. Ночные службы. Нет людей, нет автобусов, нет развлечений, нет мира. Нужно, чтобы люди хотели как раз этого. Очень похоже на отшельничество. Нам хорошо и так, но мы бы хотели, чтобы насельниц было четыре-пять человек.
Как проходят ваши дни? Опишите, пожалуйста.
Начинаем свой день ночью, как в обычае в Греции на Афоне. Примерно в половине первого – в час ночи совершается полуночница, потом утреня, первый час…Служим или в храме или в келье по четкам Иисусовой молитвой. Это традиция старца Иосифа Исихостата. Потом совершаем свое монашеское правило у себя в келье. Дальше следует время для отдыха до семи или восьми часов утра, в зависимости от времени года. Потом пьем чай или кофе. У нас нет завтрака. Затем начинаются послушания. В 11 часов – обед, после которого работаем до двух дня. С 15 до 17 часов — свободное время в келье, чтобы отдыхать, читать или молиться. Потом в 17 часов служим девятый час, вечерню, повечерие… по воскресеньям ездим на Литургию в монастырь Пантократор.
А почему в России Вы не остались, почему Греция?
Потому что в Греции есть традиция. Россия свою потеряла из-за коммунизма и большевиков. А Греция — корни Православия. Это очень чувствуется: корни находятся глубоко, и даже если кажется, что народ немножко отступает, все равно Православие очень глубоко в людях.
Дальше про греческие традиции мне рассказывает монахиня Гавриила. Матушка Фотиния убегает с облегчением. Во-первых, личные вопросы ее явно тревожат, во-вторых, каждая минута на счету: скоро престольный праздник. Подготовить его вдвоем – задача почти непосильная. Даже во время интервью она отдает короткие распоряжения сестре Гаврииле. Видно, что праздное сидение и пустые разговоры здесь не приветствуются.
Теперь я бегу за порывистой и стройной сестрой Гавриилой, которая, в свою очередь, устремляется в сторону какого-то важного дела. Она останавливается, улыбаясь. Из-под очков с толстыми линзами на меня смотрят внимательные глаза.
Сестра Гавриила, так что там с традициями? Вы ведь тоже не остались в России?
– Я из Петербурга. Так Господь устроил. Мне рассказала про монастырь другая сестра, которая здесь была. Мне 28 лет, раньше я была в одном скиту, меня оттуда отпустили и благословили, это редко бывает. Хотя сейчас много из России монахов приезжает в Грецию на время, прикоснуться к традиции. Это вроде стажировки.
Вам в Греции лучше, чем в России?
– Мне там было хорошо, мне и здесь хорошо. Разница есть, конечно. В отношении к вещам, к понятиям, во внутренней жизни монастыря. Здесь одна семья. В России, как мне кажется, это,скорее можно назвать коллективным собранием. Нет целостности. Может показаться, что вместе, но все разрозненно, клирос может быть отдельно, огородники отдельно. Мне в Греции приходилось жить в огромном по местным меркам монастыре, где 60 сестер. Они все — как одна душа. Греки простодушные и радостные, как большие дети.
Как принимают решение, кто из сестер будет здесь подвизаться?
– Смотрят вместе с духовником, как человеку здесь. Нравится – не нравится, хорошо – плохо, будет сестра ходить радостная, делать послушания, не унывать или же будет ходить грустная. Приходили разные пробовать, это было не их место. Мы здесь одни, понимаете? Мы можем неделю не выходить за ворота. Для русских странно, что один-два человека могут быть в монастыре, а для Греции это нормально. Обителей очень много, но в них мало братьев и сестер. Обычно — по два-три-четыре человека. Кстати, приезжайте на престольный праздник, это очень красиво, сестры будут петь, все жители деревни придут.
Через неделю мы снова здесь. На входе все та же трогательная просьба звонить в колокольчик. Но в праздник можно без колокольчика – гостей ждут. Заходим на красиво убранную территорию светлой обители. Я смотрю на аккуратное кладбище с могилами прежних сестер, на храм, на маленькие белые постройки и вспоминаю рассказы монахинь о том, как они жили в компании со змеями посреди развалин и на них падали покрытые плесенью камни. Теперь основное двухэтажное здание — как новое, наверху есть келья настоятельницы, рабочий кабинет и библиотека, внизу — маленький домовый храм помимо основного. Рядом стоит еще один дом, где располагаются кухня, трапезная, две кельи и швейная комната.
Но главное – храм. Территория вокруг украшена цветами и флажками, на улицу вынесена одна из больших икон святой Параскевы.
Литургия еще не началась, небольшое пространство перед храмом заполняется людьми, между ними ходят прихожанки минского Елисаветинского монастыря. Приехали потрудиться на три недели. Объявления о празднике были расклеены по всему острову. И русских много. А белорусов почему-то еще больше. Вот мимо проходит батюшка из Витебска — разминулся со священником из Гродно. Чуть позже появится семья из Минска, а пока я вижу несколько паломников из Москвы и маму с тремя детьми из Челябинска.
Сквозь узкие двери храма течет внутрь людской поток. Приехали священники из соседних храмов отец Спиридон и отец Нектарий, последним заходит отец Петр. Я его видела как-то в деревне; такая почти лубочная греческая картинка: вдоль стены дома, ногами на узкой проезжей части, со спокойным и величавым видом сидит человек десять старичков, и батюшка среди них. Едущие мимо машины почти касаются их носов. Но старичков, включая отца Петра, это не беспокоит. Они улыбаются. Это воспоминание настигает меня уже в храме, куда я протискиваюсь вслед за священником.
Возглас. И все — подняло, закружило, мягко опустило, снова подняло, сделалось тепло и хорошо. Греческий. Я ничего не понимаю. Ну и что. Пение сестер, раскачивание лампад по афонской традиции, множество причастников, среди которых и я…
Все уже покидали храм. Настоятельница просила проводить русских к столу, но я ее не услышала. А еще одна старая гречанка стояла и стояла на коленях перед иконой святой Параскевы…
Когда я вышла на улицу, вместо оторванного от мира пространства, где обычно слышно, как ползет муравей, был настоящий карнавал. Празднично одетые жители деревни тормошили монахинь из соседних монастырей, обнимались и толкались, белорусские девушки раздавали артос и компот, строгая матушка Фотиния всем улыбалась и благословляла.
Под конец мне удалось перехватить настоятельницу в архондарике, когда она прощалась со священниками. Я смотрела на нее и улыбалась. В голове всплыли строчки ее письма, которое начиналось со слов «Дорогая Валерия!». Этот простой акт европейской вежливости в переводе на русский звучал необыкновенно тепло. «Дорогая Валерия!»… Я видела, что она устала. Мне хотелось подойти, обнять ее и тоже сказать: дорогая Фотиния! Но вместо этого я задала последний вопрос.
Когда вам трудно, какие молитвы читаете?
– Иисусову молитву — она содержит все. Она для каждого монаха, для каждого христианина, она для всех.
А что самое трудное?
Переносить болезни с благодарностью, безропотно. Думаю, что хватит спрашивать.
Ехала обратно в машине и думала: «А все равно она меня любит. И святая Параскева. И Христос. И все будет хорошо». Детям объяснено, что каждый человек должен иногда трудиться в монастыре. Они много кивали, переваривая это новое знание. Теперь смотрят в окно на море. Такие маленькие и серьезные. Все будет хорошо.
Валерия Потапова
