«Да как же они её сохранили?» – только и вырвалось у меня, едва открылась взору деревянная церковь Архангела Михаила в Вятских Полянах. Ладная, будто из времён Трифона Вятского шагнувшая и установившаяся, словно на высоком пьедестале, на постаменте цокольного этажа, она буквально завораживала, рождая тихий восторг в душе. И не надо никаких музеев деревянного зодчества – её одной достаточно было, чтобы понять всю глубину сокровенного значения, весь масштаб древнерусского творчества, сбереженного в глубинном вятском селе Суши, где стояла она при монастыре от веку, чуть не в ХVI столетии венец к венцу сложенная.
В честь защитника русского воинства
Правда, первое упоминание о ней знающие люди относят к лету 1728 года, ссылаясь на грамоту митрополита Казанского Сильвестра, приуроченную к открытию прихода и благословляющую строительство деревянной церкви в Сушах. В приход вошли Большой и Малый Матан, Дым-Дым-Омга, Удмуртское Собакино, переименованное затем в Виноградово, Сухая Река, Шемак и другие окрестные деревни. А к строительству приступили не сразу, явив при отборе и заготовке брёвен для будущего сруба высочайшую ответственность. Да и рубили храм не в Сушах, а в Старом Бурце, сплавляя потом по Вятке брёвна, сработанные тамошними плотниками из артели мастера Лазаря. Так что начатую в июле 1731 года клетскую церковь с прямоугольным срубом поставили на заменяющие фундамент пни только в ноябре 1732 года, аккурат к Михайлову дню. А освятили в честь покровителя русского воинства Архистратига Михаила в середине января следующего 1733 года…
Надо ли говорить, что с тех далёких лет и зим Михаило-Архангельский храм не раз ремонтировали и частично перестраивали, расширяя окна, обшивая тёсом, обновляя кровлю и подводя под нижние венцы фундамент из мягкого опочного камня? И примыкал к холодной церкви тёплый округлённый придел с колокольней, на которой было семь колоколов. Крыша над основной частью храма была двускатная, над прирубом – пятигранная, увенчанная главкой. Но всё равно удивительно, как она, церковь деревянная, сохранилась до наших дней, как устояла на перепутьях времён, когда такие бури бушевали после октября 1917 года. В Сушах даже штаб колчаковских войск располагался, в логу расстреливали пленных красноармейцев. Потом село обстреливалось наступающей Красной армией, но храм Бог хранил – ни один снаряд в него не попал. А в тридцатые годы взялись за него воинствующие атеисты, «учредив» в деревянном здании сначала сельский клуб, а затем хранилище зерна.
Правда, по истечении ещё трёх десятилетий ХХ столетия разглядели-таки в нём одно из самых древних архитектурных сооружений в Кировской области, нарекли памятником истории и культуры, взяв под государственную охрану. Вот только денег на поддержание его в надлежащем виде не находилось: строение хирело, дерево угрожающе портилось, подтачивалось настолько, что казалось, никаких надежд на возрождение жемчужины деревянного зодчества и быть не может. В Сушах церковь была явлена миру, в Сушах и угаснет.
Вот бы её перевезти
Но родился уже в далёком от вятскополянского селения старинном граде Котельниче Алексей Алексеевич Сухих, уже окончил среднюю школу и, поработав на трикотажной фабрике и отдав долг Родине службой в группе советских войск в Германии, поступил в Ленинградскую духовную семинарию. Рукоположенный в начале восьмидесятых во диакона в вятском городе Яранске, он послужил уже священником в Серафимовской церкви Вятки и Троицком храме села Русские Краи, что в Кикнурском районе, был настоятелем Богоявленского собора в Малмыже и, откликнувшись на просьбу вятскополянских верующих, ратовавших за передачу их общине Никольского храма, помочь в его восстановлении, вполне был готов побороться и за то, чтобы сохранить ветшавшую в селе Суши деревянную церковь Михаила Архангела. Той осенью восемьдесят седьмого года я и услышал от него ту знаменитую фразу: «Вот бы её перевезти».
Теперь уже и не вспомнишь, какие обстоятельства бытия привели меня, толком в храмах-то не бывавшего, пред ясные очи священнослужителя. Хотя задним числом можно предположить, что толчком к этому послужило чувство некоторой растерянности перед надвигающимся на меня переходом из областной молодёжной газеты в областную партийную. И вот, будучи в Вятских Полянах по делам журналистским и ориентируясь на подсказанный кем-то адрес: улица Зои Космодемьянской, 9а, упорно искал я в сгущавшихся сумерках осеннего вечера дом, где жил отец Алексий. И забрезжил свет в безлюдном проулке, и распахнулась входная дверь, едва я к ней направился, и беседа лилась неспешная, доверительная, душеполезная для меня.
Во всяком случае, покидал я этот дом ободренным, наполненным каким-то внутренним светом, позволяющим видеть больше, чем открывали оброненные батюшкой слова: «Вот бы её перевезти». Словно он уже знал, как сбережённая церковь поможет вернуть утраченное, соединить разрозненное, напомнить забытое. Словно понимал: спасёт её – и тысячи вокруг спасутся, словно чувствовал, что намоленная красота этих стен, молитвенная память прежних поколений выведут из мрака беспамятства нынешнее поколение. Да без всяких «словно» – знал, понимал, чувствовал. Я по себе это видел, подмечая, как спрямлялись мои журналистские пути, да и житейские тоже. После того душевного разговора в доме на улице Зои Космодемьянской перо окрепло, характер выровнялся, душа смягчилась, думы высветились.
Да и другие встречи были, редкие, правда, но не менее памятные. Скажем, в Яранске на торжествах, посвящённых прославлению преподобного Матфея Яранского в лике местночтимых святых. В храме я к отцу Алексию Сухих подойти не решился, а вот когда крестным ходом батюшки и прихожане вышли из церкви и направились к часовне, где надлежало обретаться мощам преподобного Матфея, вдруг увидел батюшку с обочины своего бытия и шагнул к нему. И опять мы говорили, и снова он меня благословил, расспросив прежде, где я и что я. Не с того ли времени стали появляться в газете «Вятский край», где я к тому времени уже работал, мои заметки о счастливых днях, проведённых в паломничестве по святым местам? Не тогда ли я стал и в «Вятском епархиальном вестнике» публиковаться, книги на духовные темы издавать? Словно снова успокоили меня его негромкие слова, придала уверенности и в своих силах его вера в то, что всё возможно в этом лучшем из миров: храм восстановить, церковь перевезти, монастырь отстроить и много-много книг издать.
И протянулась между нами такая ниточка духовного родства, которая только крепла со временем. Уже и век, в котором мы встретились для того давнего разговора, неожиданно коснувшегося и судьбы сушинского храма, стал прошлым, а мы нет-нет, да переписывались, созванивались, обменивались книгами, которые выходили у меня, издавались у него. И встречались не однажды на читательских конференциях в «Герценке», на стоянках Великорецкого крестного хода, на посвящённых канонизации преподобного Матфея торжествах в Яранске. А в Вятских Полянах общаться уже не доводилось, словно так спрямились мои пути, что не свернёшь с накатанной дороги.
Помните наставников ваших
Хотя подождите, поворачиваем ведь, уже Нижнюю Русь миновав и другие селения возвратного пути из паломнической поездки в Елабугу. Катим по вятскополянским улицам, подъезжая прямо к Никольскому храму, где встречают нас алтарник Игорь Каменщиков, посвятивший нас в историю здешних достопримечательностей. Отца Алексия нет – он погиб в огне пожара, вспыхнувшего в 2010 году в доме на Космодемьянской, 9а, но ощущение, что вот сейчас выйдет он из алтаря, улыбнётся, радуясь встрече, и благословит, будто выпрямляя лёгким толчком в лоб. Или у дверей Михаило-Архангельской церкви встретит, поведёт, ободряюще говоря: «Проходи, проходи…» – заметив, что остановился в нерешительности, словно не веря своим глазам, что храм, которому пять веков, благополучно завершил переезд и благоукрашается теперь. И опять поднимает, выпрямляет падшего ниц перед плитой, которая подвела черту под его земной жизнью, помогая осознать, что всё и все у Бога живы: церковь эта деревянная, словно воскресшая на окраине городского кладбища, отец Алексий Сухих, упокоившийся в одном из её склепов.
Я и в самом деле не отношусь к нему как к ушедшему. Диалог продолжают автографы на подаренных им изданиях из серии «Вспомним поимённо», «Лишенцы», «Вещий голос из вечности», сами книги, документальные в своей основе, но духовно насыщенные, обращённые к самым сокровенным уголкам души. Как же он умел одним движением руки, росчерком пера придать высокий смысл самым простым истинам, обыденным делам и поступкам! Как, воссоздавая биографии репрессированных священников, служивших Богу и людям на Вятской земле, понимал, что тем истина и торжествует, что восстанавливаются добрые имена, не прерывается связь поколений. И повторяя для нас слова апостола Павла, в предисловии к первому сборнику из серии «Вспомним поимённо» он писал: «Помните наставников ваших, подражайте вере их, и тогда наступят золотые времена в душах и сердцах людей и разольётся благодать Святого Духа по всей Земле».
Отец Алексий сам многое сделал для того, чтобы именно такая память обитала в наших сердцах. И всегда был отзывчив, когда видел встречное движение души. Вере Лалетиной, слободской поэтессе, писал, откликаясь на подаренную книжку её стихов: «Прочитал Ваш труд с огромным вниманием и интересом. Стало светло на душе и покойно, и нахлынули воспоминания, понеслись, словно резвые кони. Но душу не бередили, а говорили: всего много прошло, беды ушли в небытие, а хорошее, доброе, тёплое осталось. Всепрощение и любовь победили. Дай Бог Вам великое множество стихов, которые душу настраивают всё любить, всех благодарить и всех стараться через покаяние к Богу привести, и молить Его о спасении. Всего Вам доброго и хорошего».
За Отечество наше золотое
И мне надписывал свою книгу 2008 года: «Дорогому Николаю Пересторонину на память. Спаси Христос за телефонный звонок!» – прибавляя в постскриптуме: «Будет и вторая, и третья книги, если будет воля Божия. Материал есть. Митрофорный протоиерей А. Сухих». А называлась та книга символично: «Вещий голос из вечности». В предисловии к ней наш земляк, первый лауреат Патриаршей премии Владимир Николаевич Крупин назвал таким голосом письма русских солдат с фронтов Великой Отечественной, сравнивая их с молитвами друг за друга. Вот эту молитвенную интонацию «за други своя», тон непафосный и сумел передать отец Алексий, публикуя в своём сборнике чудом сохранившиеся фронтовые треугольники тех, кто уходил воевать за «золотое Отечество наше» из тогда ещё села Вятские Поляны. Пропали без вести Иосиф Вихарев, Фёдор Колесников и Николай Брюхаёв. Погибли Вениамин и Константин Кашины. Их брат Павел скончался от болезни надорванного в боях сердца, но память о них жива. Читая сбережённые родными и близкими письма, вначале не замечаешь, как меняется тональность с «смотрели кинокартину «Огни большого города»», «были в оперном театре» на «Письмо к матери»:
Дорогая! Для дела победы
Подави материнскую грусть,
Чтобы дети, как славные деды,
Подрались за великую Русь.
Чтоб слеза не туманила взора,
Свои горькие думы развей.
Пожелай, чтобы пятна позора
Не клеймили твоих сыновей.
Или с «пишу письмо на литовской бумаге. Жаль, нельзя послать тетради, очень хорошие общие тетради» на «пишу на фрицевской бумаге фрицевской ручкой». Внешне спокойный тон, щадящий родные сердца слог характерны для этих посланий. Жена моя, читая фронтовое письма Павла Кашина в книге отца Алексия, промолвила было: «Что же он о войне не пишет?» – и вдруг притихла, вчитываясь в другие строки, заплакала на письме его боевого товарища родителям Павла: «Наберитесь мужества и читайте дальше. Ожидания и догадки сильнее удара, и я решил написать вам. Ваш сын, а мой друг Вениамин погиб в боях при окружении г. Бреслау. Погиб как герой. Всегда был впереди и своим спокойствием и мужеством вдохновлял слабых…» И не ограничиваясь одним письмом, отвечая на расспросы родителей, писал в следующем: «Ваш сын был ранен под деревней Герландер близ Бреслау. Ему оторвало ногу, он срочно был переправлен в город Олау в госпиталь, прожил ночь, а утром в десять погиб. В 11:00 командир части приехал вручать ему орден Красного Знамени и уже не застал его. Ранен был из фаустпатрона. Я был левее его и в это время подходил узнать обстановку, когда в его машину ударили. Сам вытаскивал и тушил на нём одежду. Сразу же отправил на танке в тыл. Говорить он ничего не говорил. Я поцеловал его и отправил…»
И вот мы живём в спасённом ими мире, соотнося наше неспокойное время с тем, в котором выпало им жить и сражаться. Не разучились ли мы дорожить тем, какой ценой было завоевано счастье? Умеем ли различать среди всяческого многоголосья вещий голос из вечности? Способны ли понимать, что всё было таким голосом в судьбе митрофорного протоиерея, почётного гражданина Вятских Полян Алексия Сухих? Его земная жизнь и служение Богу и людям, восстановленный им и усердием прихожан Никольский храм, поразивший нас, возвращавшихся из паломнической поездки в Елабугу, своим великолепием. Спасённая отцом Алексием деревянная церковь села Суши, что стоит ныне в Вятских Полянах рядом со старинным кладбищем, где похоронен вятский богатырь и полный Георгиевский кавалер В.Ф. Бабушкин, рядом с мемориальным комплексом, где покоятся участники Великой Отечественной войны. А под сводами – мемориальная доска, на которой выбиты имена земляков, павших при исполнении интернационального долга в горячих точках планеты, а также ликвидаторов Чернобыльской аварии. И службы, посвящённые этим событиям, здесь проводятся, исполненные памяти и уважения. А по большому счёту всё это – глас Божий, которому батюшка внимал и следовал всю свою жизнь.
Николай ПЕРЕСТОРОНИН
По материалам газеты
«Вятский епархиальный вестник»
