Встречаясь с тем или иным человеком, зачастую не догадываешься, какой необыкновенной была его «обыкновенная» жизнь, особенно если пришлась она на времена перелома истории и общенародных испытаний. Жизнь великоустюгского священника – митрофорного протоиерея Иоанна Хвоща (1929–2014) – и обычна, и уникальна. В ней – сражения Великой Отечественной войны и испытания оккупации, опыт общения с подвижниками в горах Кавказа и чудо по молитве к отцу Иоанну Кронштадтскому, пастырское служение в годы «хрущевских» гонений и участие в духовном возрождении, начавшемся в России в последние десятилетия XX века.
«Монах в синих штанах»
Родился отец Иоанн в городе Енакиево Донецкой области, на земле многострадальной теперь Украины. Когда начались боевые действия на Донбассе зимой 2014 года, батюшка очень переживал и молился за мир для единого народа православного. И как не переживать, если родители его, Дмитрий Иванович и Акилина Кузьминична, братья и родная сестра покоятся на кладбище г. Енакиево, а рядом сейчас слышна канонада, и вокруг скорбь и война. Не единожды у него был порыв, невзирая на немощь и смертельную опасность, поехать на свою малую родину.
К православной вере и искренней молитве будущего отца Иоанна с детства приучала мама. «С мамочкой в храм ходил. Мама, конечно, более была прилежна. А в школе надо мной смеялись: монах в синих штанах», – иногда вспоминал батюшка. Часто приходил к ним домой и подолгу беседовал монах Никодим. Он произвел очень большое впечатление на отрока Иоанна: О Боге говорил ненавязчиво, но его сильные слова прочно укоренились в душе.
С отцом Никодимом даже связан случай исцеления: когда маленький Ваня по неосторожности повредил глаз веткой от дерева, и монах усердной молитвой вымолил исцеление отроку. Монах Никодим немало пострадал от безбожной власти; перед войной он снова попал в лагерь.
«Что же вы наделали!»
Семейство будущего священника жило скромно. Не успел маленький Ваня закончить пятый класс, как на Восточной Украине, где они жили, началась фашистская оккупация. Отец в это время был в армии, на фронте. Для того чтобы не умереть с голоду, всей семьей ходили по деревням и меняли вещи и одежду на продукты. От постоянного недоедания у Вани развилась язвенная болезнь желудка.
Однажды, когда Ваня вёз зерно, лошадь встала на переезде. Какой-то гитлеровец схватился за кнут. Он мог бы запороть мальчика до смерти, да на счастье рядом с фашистом стоял переводчик из наших, советских. Спасая мальчика, он стегнул его для виду, и всё обошлось. Ваня как-то раз видел, как бичевали гитлеровцы нашего тракториста – это было страшно.
Однажды советские солдаты выбили фашистов из села, но потом их окружили немецкие танки, посыпались снаряды. Красноармейцы побежали, Ваня – с ними, через поле. Один снаряд разорвался рядом, но мальчика не задело. В ответ ударили наши «катюши». Ваня видел, как горят немецкие танки, но гитлеровцы в тот раз всё равно взяли верх. Мальчик хоронил красноармейцев, а после ходил к ним на братскую могилу, плакал и ругал врагов: «Что же вы наделали!»
После войны Иван поступил в ремесленное училище, по окончании которого в 1947 году должен был отработать на заводе четыре года. Он не стеснялся своей веры и открыто ходил в Церковь, за что подвергался нападкам заводского начальства: юношу лишали премии, ругали и стыдили на собраниях.
Кроме того, религиозное настроение Ивана не встречало понимания и дома – у отца и братьев. К внешним нелегким обстоятельствам прибавилась болезнь: обострилась язва желудка. В 1950-м году пришлось делать операцию по удалению части кишечника.
В это время Иван очень сблизился со священником местной Покровской церкви протоиереем Феодором, который стал его духовником. Священник всегда душевно и искренно беседовал с юношей, расспрашивал о его жизни, принимал участие в его духовном становлении и, наконец, дал ему рекомендацию в Одесскую духовную семинарию, куда Иван и поступил в 1952 году.
В горах Кавказа
Вскоре, однако, его здоровье пошатнулось – учёбу пришлось оставить. На перекладных, так как не было денег, даже рискуя жизнью, прямо на крыше вагона поезда, а то и пешком, отправился он в Абхазию – помолиться. Дело в том, что тогда ходили легенды о кавказских старцах, скрывающихся в горах, и многие семинаристы хотели побыть у них в послушниках.
На Кавказе местные христиане помогли найти пустыньку отца Серафима. Отец Исаакий долгое время жил монахом на Новом Афоне, отец Сергий десять лет прожил там же послушником, и на них особенно ярко легла печать монашества. Они свободны и духовно смелы, как и все пустынники, но в тоже время «уставщики», свято хранящие монастырский уклад жизни, молитвенники. Четки, ладан, громадные книги в кожаных переплетах – здесь не случайные предметы, не «обстановка», которой могло бы и не быть, а органические части живого целого. В пустыньке на первом месте – правила, послушание и церковная молитва, а потом уже лес и безмолвие. Но в самой церковности этой – все живое, она часть души тех, кто живет здесь, ее любят, она служит выражением своеобразного душевного склада.
В послушании у таких пустынников Иван обретал духовный опыт, который невозможно понять умом и выучить по каким-либо учебникам. Иван ходил по склонам гор и через коварную горную реку за продуктами. Занимался поиском дров, потом они вместе со старцами пилили их двуручной пилой. И молились тоже вместе. Страшновато было – много ядовитых змей и медведи в горах. Местные власти старцев не жаловали, но Господь миловал.
По молитве Кронштадтского батюшки
О самом удивительном событии того времени отец Иоанн не рассказал даже семье… «Я всегда знала, что папа очень трепетно относится к праведному Иоанну Кронштадтскому, – вспоминает дочь Вера Ивановна. – От гробницы его не отходил, когда бывал в Петербурге, и мы догадывались – что-то за этим стоит. А открылось всё неожиданно. Однажды в Иоанновском монастыре батюшка служил молебен перед мощами. Я знала тропарь, а вот кондак не помнила. Поэтому купила акафист святому Иоанну Кронштадтскому с приложениями его новых чудес. Вечером открываю книгу снова, и вдруг среди прочих нахожу свидетельство отца!»
Речь там шла вот о чем. Направляясь к пустынникам, молодой семинарист Ваня вез для них провиант и прочие вещи. Сойдя с автобуса близ города Сухуми, он почувствовал невыносимую боль в животе. С трудом дошел до православных сестер-гречанок, где остановился на ночлег. Боль усиливалась. Ваня уже не мог ни стоять, ни сидеть, а только ползал. На балконе он попрощался с заходившим солнышком, думая, что видит его в последний раз. Ближе к полуночи Ваня, весь изнемогший от боли, видит, как к нему идет в полном облачении уже тогда почитаемый им отец Иоанн Кронштадтский. Подойдя, он сказал болящему, что тот освобождается от своей боли, и пошел дальше. И верно – боль ушла. Ваня вскочил, спрашивая сестер: «Где отец Иоанн, куда ушел Кронштадтский батюшка?» Но никто не мог понять, о чём говорит этот молодой русский. О том, что случилось, он много лет спустя рассказал матушке Серафиме, настоятельнице Иоанновской обители в Петербурге. И оказалось, что историю эту она записала – так всё и открылось.
Под давлением
После чудесного исцеления батюшка смог продолжить учебу в семинарии, но уже не Одесской, а Минской, куда отправился вслед за переведенным туда ректором Одесской духовной школы. После окончания семинарии в 1959 году Иван был направлен в город Архангельск для служения псаломщиком в кафедральный собор пророка Божия Илии. Здесь он и познакомился со своей будущей матушкой – Лией Ивановной. Повенчались молодые 20 января 1960 года, а уже 24 января архиепископ Никандр рукоположил Ивана Хвоща во диакона в кафедральном соборе Архангельска.
Матушка Лия добровольно приняла на себя подвиг жертвенности, терпения, смирения – общего удела матушек. Диаконом отцу Иоанну довелось послужить в Архангельске, Мурманске и Владимирской епархии – в общей сложности шесть лет. В это время семье пришлось терпеливо переносить переезды, жилищную и материальную неустроенность. Приходилось жить семьей даже в угловой башне Благовещенского монастыря города Мурома. Из села Большие Мстёры Владимирской области отец Иоанн по совету своих бывших сокурсников по семинарии перебирается в Вологодскую епархию, где в это время оказался пустующим приход в городе Белозерске. Владыка Мелхиседек, бывший тогда правящим архиереем Вологодской епархии, принял отца Иоанна и рукоположил его во иерея 24 июля 1966 года.
Время, когда отец Иоанн принял белозерский приход, было порой новой фазы антицерковных гонений. Открытых репрессий, правда, уже не было, но получила широкое распространение такая форма борьбы с Церковью, как тотальное давление, когда без разрешений уполномоченного по делам религии и секретарей парткомов на местах невозможно было самостоятельно и шага шагнуть на приходе. За священниками был установлен жесткий контроль, проповеди предварительно прослушивались, и если в них усматривали что-либо, не устраивавшее власти, то это имело для священника тяжелые последствия. Проповедовать где-либо, помимо храма, было запрещено. Приходами управляли старосты, кандидатуры которых утверждались властями. По словам отца Иоанна, в Белозерске им не позволили провести даже самый необходимый ремонт в ветхом церковном доме, в котором они жили.
В 1969 году епископ Мефодий переводит отца Иоанна в город Великий Устюг, в Стефановский кафедральный собор (сейчас Архиерейское подворье). Службы тогда совершались каждый день, а в воскресные и праздничные дни – ранняя и поздняя литургии. Русский народ не растерял православную веру, невзирая на гонения и преследования. Храм был полон прихожан, в основном, «белыми платочками».
Дети священника также столкнулись с реакцией атеистически настроенного общества. Дразнилки в школе, дерганье на уроках за нательный крестик, провокационные вопросы учителей к ученикам: «Кто верит в Бога – поднимите руку». Вызвали матушку как-то к директору школы после Пасхальной службы. «Почему дети ночью не спят, а ходят в церковь?» – последовал вопрос из уст директора, на что Лия Ивановна спокойно сказала: «Мы не принуждаем, дети сами стремятся в храм». Дочь батюшки из-за ее религиозных убеждений не приняли после школы на исторический факультет педагогического института. Сам декан факультета говорил: «Да, проходной балл вы набрали, но идите на другие факультеты. Мы не уверены в ваших идеологических взглядах на жизнь».
Церковная весна
А с 1987 года отец Иоанн по благословению архиепископа Михаила становится настоятелем Стефановского кафедрального собора. Церковная жизнь тем временем оживала – люди потоком шли в храм. Одних только крещений было по семьдесят-восемьдесят ежедневно. И такую нагрузку выдерживал уже далеко не молодой пастырь: отцу Иоанну было под шестьдесят лет.
В 1997 году его переводят в Кичменгский Городок, настоятелем Александро-Невского храма, который незадолго до того передали Церкви – там требовалось наладить церковную жизнь. В этом храме отец Иоанн был настоятелем восемь с половиной лет и за время служения подготовил себе достойную смену.
Батюшка Иоанн был знаком с известным петербургским священником Василием Ермаковым, с которым они не раз служили в храме на Серафимовском кладбище. Они очень полюбили друг друга, и батюшка всегда ощущал молитвенную помощь отца Василия, особенно в трудные годы налаживания приходской жизни в селе Кичменгский Городок. А после ухода из жизни отца Василия отец Иоанн, бывая в Санкт-Петербурге, всегда приходил служить панихиду на его могиле.
В 2006 году отец Иоанн был переведен владыкой Максимилианом в штат Архиерейского Стефановского подворья и до лета 2014 года, почти до самой кончины, ревностно продолжал нести пастырский подвиг, служа любовью Богу и людям.
Алексей ХВОЩ
Публикация сайта Вологодской митрополии
(приводится с некоторыми сокращениями)
