В 1970-х годах в школьные каникулы я часто ездила к бабушке. Однажды электричка остановилась на 15-м километре после Катайска. Здесь, кажется, даже платформы не было. Но машинист стоял минут десять. За это время первые пассажиры ушли на километр, а последние только выгружались. Вагоны на этом полустанке почти опустели. До сих пор передо мной картина: вереница белых платочков, далеко вытянувшаяся по тропинке в поле, и маковка Боровской церкви. Много лет спустя я узнала, что это была единственная в округе незакрытая церковь, куда каменцы ездили молиться.
Однажды Анна Зимина после ночной смены прикорнула в электричке. Ее разбудила Александра Чистякова. Так познакомились эти женщины и вместе начали хлопотать об открытии в Каменске-Уральском своего храма.
Общему делу пригодились огонь Александры и рассудительность Анны. В 1977 году женщины собирали подписи на кладбищах, за ними следили. Постепенно образовалась «двадцатка». КГБ сразу обработал людей − кто-то отказался. Так их разгоняли три раза, пока не образовалось «ядро» истинно верующих, сильных людей, не боящихся никаких угроз.
Неустрашимая Александра
Александра Федоровна Чистякова. Собираясь на встречу с этой старушкой, я примерно представляла, как выглядит человек в 88 лет. Но когда вошла в комнату, то увидела крепкую женщину: высоко поднятая голова чуть тронута проседью, сильные руки и удивительно светлое лицо.
Александра с пяти лет сирота. Родителей раскулачили − отец подался в Тагил строить железную дорогу, там и погиб. Мать умерла от горя через день. Остались дети с дедом, а потом – одни. Шурке восемь лет, брату – шесть. Всю зиму по миру собирали милостыню, тем и кормились раз в три дня. Печку не топили. Спали в одежде, дрожа под одеялом. Учитель, увидев их житье-бытье, пошел к председателю. А тот: «Не нужны нам кулацкие дети». Но комиссия из районо обязала его взять детей под опеку колхоза.
Так Саша окончила семь классов, а в четырнадцать лет уже зарабатывала сама: возилась с чужими детьми, шила, потом в ФЗО выучилась на крановщицу. Послали в Челябинск, на танковый завод. Общежитие было без отопления и водопровода. Девчонки все промерзли и сбежали домой в Каменск. Александра устроилась на оборонный завод, после – на трубный. Вышла замуж, родились дети. Жизнь помотала ее. В трудные моменты всегда шептала «Живый в помощи».
Когда еще жила в общежитии, приснилось ей, что иконы из родительского дома лежат у сродного брата в амбаре. Поехала, забрала себе.
Так получилось, что позднее поселились Чистяковы в доме около разрушенного Преображенского монастыря, здесь же она и устроилась работать – охраняла склад.
– И вот однажды выключила свет в будке, смотрю в окно на монастырь и в полудреме вижу свет, – рассказывает Александра Федоровна. – Идет ко мне мама и говорит:
– Девка, как же тебе молиться надо. В ад пойдешь из-за грехов-то! Открыть надо церковь.
– Научи меня молиться.
– Господь научит, только проси.
А потом спускается на монастырь Божья Матерь, Господь и все святые. Я вижу наяву свет и воздушную церковь на небе, она вся золотыми звездами блестит снизу доверху. И пообещала я, что буду молиться.
Однажды Александра тяжело заболела. Когда врачи ничем уже помочь не могли, одна женщина сказала: «Тебе надо покаяться в грехах». Она поехала в Боровскую церковь. Стала причащаться, и болезнь постепенно ушла. Господь исцелил, как же Его не благодарить!
А потом дочь уехала на Украину, сын погиб в армии. Вот тогда-то и поняла Александра, что Он призывает человека через скорби и болезни. «Тело идет в землю, а душа – к Богу». Горячо молилась, только так и смогла пережить горе.
И вот 1975 году, возвращаясь из Боровского, стоя на платформе в ожидании электрички, она предложила каменским женщинам хлопотать об открытии своего храма.
Несгибаемая Анна
После института 20 лет Анна Алексеевна Зимина проработала в школах Каменска учителем русского языка и литературы − ученики ее были на всех предприятиях города. Она любила свою работу, но в 1964 году ушла на трубный завод.
Если раньше учительница Зимина ездила один раз в год на службу в Екатеринбург, то будучи рабочей завода, она могла позволить себе это раз в месяц. Но детей с собой не возила и молитвы им боялась давать.
Вера ее крепла постепенно. Из своего детства помнила отца-старосту, часовню на Новом заводе, крестные ходы к роднику. Пока церкви были открыты, они ходили на службы. Учась в институте, тайком от общежитских подружек ходила на исповедь.
Получив образование филолога, прекрасно читала по-церковнославянски. Только молитвы и акафисты приходилось переписывать от руки. Вот тогда истина стала ей открываться во всей полноте − она сознательно выбрала свой путь.
Анну Зимину морально третировали: клеветнические статьи в газетах напоминали оголтелую пропаганду 20-х годов. Грозились имущество отобрать. Анна Алексеевна сказала: «На мне все имущество – худая кофта. Конфискуйте ее». В 70-е годы кто-то крутил у виска, видя учительницу среди радетелей церкви, кто-то сожалел, кто-то сочувствовал.
Когда в цехе узнали, то ее вызвали «на ковер». Старый парторг – женщина – кричала о том, что Анна позорит их коллектив.
– Я написала заявление. Когда она ушла, разговорились с новым парторгом – мужчиной. Он отлично знал Евангелие, много цитировал, в конце я сказала ему:
– Вы-то, наверное, спасетесь.
– Последним часом?
– Может быть, и последним часом.
«Молиться запрещено»
Александра Чистякова и Анна Зимина вдвоем ходили по домам. Удалось собрать 700 подписей горожан под заявлением об открытии церкви. А горком сформировал свою бригаду атеистов, которые прошли по адресам подписантов.
Женщинам угрожали тюрьмой, высылкой, даже убийством. «Обрабатывали» и родственников. Партийные пропагандисты настойчиво требовали от дочери Александры Чистяковой Ларисы «справиться с бабушкой, иначе сошлем далеко».
А дочь Анны Вера на предложение сотрудников КГБ повлиять на маму отвечала:
− Разубедить ее невозможно, это зрелый, образованный человек.
Поехали за правдой в Москву. Там познакомились с такими же хлопотуньями из Камышлова, съездили в Талицу к отцу Владимиру Зязеву. Он укрепил пришедших: «Готовьтесь к испытаниям. Не бойтесь пострадать за Бога. Отпустятся ваши грехи».
Александра Федоровна продавала свою картошку, собирала бутылки и хлеб, сушила сухари, чтобы выручить деньги на поездку. Женщины тайком покупали билеты на московский поезд не с вокзала, а со станции «УАЗ».
Однажды в Москве им прямо сказали, что их закроют в психушку, где никто не найдет. А местные начальники грозились «посадить с конфискацией имущества».
– Я не боялась, что посадят, – говорит Анна Алексеевна, – Дочке наказывала, когда уезжала в Москву: через два дня не вернусь, даже не ищите меня. Умереть за Господа не страшно. Только боялась, что дочку Веру с работы снимут. Ведь и так за ней следили, даже в рабочую командировку в Ташкент отправили за ней «дозорного».
В столичном Комитете по делам религий им говорили: «Обращайтесь в свой горисполком – мы им сейчас позвоним». Приезжали домой, а чиновники отвечали: «Нам приказа из Москвы не поступало, молиться запрещено».
По понедельникам на прием к председателю горисполкома верующие приходили регулярно, принося все новые заявления. Менялись руководители, их ответы, аргументы и предлоги для отказа, но неутомимые ходоки стояли на своем: откройте церковь. Эти мытарства продолжались до 1986 года.
Ездили в Москву каждый год, да не по разу. Десять лет бюрократическая машина изобретала новые и новые крючки. Однажды в Комитете по делам религий распорядитель проводил просительниц в пустой кабинет и закрыл на ключ, а через несколько часов сообщил измученным женщинам: руководства нет.
Они спустились вниз и решили, что не уйдут, пока не добьются своего. Вахтер сказал на ушко: руководство на месте. Так они силой прорвались в заветный кабинет, где получили одобрение.
Возрождение
Но даже после разрешения Москвы местные власти еще долго волынили: мол, нет места в городе под церковь. В 1987 году все же разрешили открыть молельный дом в старом Каменске. Но он не мог вместить всех молящихся. Тогда верующим отдали церковь Покрова Пресвятой Богородицы в деревне Волково, затем – Свято-Троицкий собор и Покровскую церковь на горе, в 2001 году – монастырь.
Без крыши, без окон и пола, с двухметровым слоем мусора – таким увидели храм первый священник отец Иоанн Агафонов и его помощницы. Но «глаза боятся, руки делают». С тех пор дочери лишь изредка видели Анну дома − все свои силы и деньги она отдавала Церкви. Почти 20 лет беспрерывного служения были отмечены орденом Сергия Радонежского (II степени). Анна Алексеевна оказалась крепче своих гонителей и пережила их. Недавно ей исполнилось 95 лет.
– Я с радостью поработала во славу Божию, – говорит она, – Благодарю Господа за всю мою жизнь!
Александра Федоровна до сих пор живет вблизи Преображенского монастыря, дочь возит ее туда на такси. Неприметная старушка сидит всю службу на скамеечке: она совершенно слепая. Каждую неделю исповедуется и причащается, благодарит Бога за каждый прожитый день.
Непосильными трудами и терпением, горячими молитвами тысяч таких бабушек и держится вся Россия. А мы должны им низко поклониться за то, что спасли нашу веру.
В основе материала –
публикации Людмилы Сапуновой
на сайте Каменской епархии
