«Лишенцы»


В этом месяце сестры Зачатьевского монастыря  вспоминают годовщину закрытия  святой обители. Весной 1918 года советские власти приступили к ликвидации монастыря, а 14 апреля 1923 года членам религиозной общины при  обители было предъявлено постановление о «расторжении договора на пользование храмами и инвентарем».

В 1917 году жизнь Зачатьевского монастыря протекала своим чередом: богослужения в храмах совершались по заведенному уставу, сестры занимались молитвой и рукоделием: печением просфор, иконописью, трудились в златошвейной, белошвейной, одеяльной и других мастерских. При обители находились двухклассная церковно-приходская школа с бесплатными обедами для детей, читальня для сестер, духовно-нравственная библиотека, больница и богадельня для престарелых монахинь; существовали Аксаковский детский приют для девочек, переведенный в 1910 году из Филаретовского училища, и приют для детей погибших воинов Первой мировой войны, учрежденный в 1914 году.

Монастырь владел хутором Барвиха в восемнадцати верстах от Москвы, основанным в 1909 году игуменией Марией (Коробкой; †1923). При хуторе находились церковно-приходская школа для детей (с бесплатными обедами), молочное хозяйство, скотный двор, огороды и фруктовый сад. Центром жизни на хуторе был храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы.

Всего в обители проживало 375 насельниц − монахинь, послушниц и трудниц, проходивших испытательный срок перед принятием в сестричество.

Первые раскаты бури

Осенью 1917 года Зачатьевский монастырь ощутил на себе первые «отзвуки» революционного переворота. В самом начале ноября за стенами обители гремели ожесточенные бои: «Красногвардейцы и революционные солдаты продвигались сюда на штурм белогвардейского штаба Московского военного округа во Всеволожском переулке: от Зачатьевского монастыря, отбитого у белых, и от Крымской площади по Остоженке. Юнкера превратили “дом с голубятней” (№ 13) и дом № 10 по Остоженке в мощные пункты сопротивления. На башне монастыря и колокольне церкви, стоявшей на месте нынешнего углового сквера, революционеры установили огневые точки», − рассказывает Ю. Федосюк («Лучи от Кремля»). Если говорить точнее, на колокольне приписной Воскресенской церкви был размещен бомбомет.

Обитель перешла на чрезвычайное положение, сестер не выпускали из монастыря, а передвижение в его стенах было ограничено. В результате трехдневных боев надвратная икона Спаса Нерукотворного Образа была прострелена в трех местах. А в конце ноября в одной из московских газет было опубликовано следующее сообщение: «Вчера в Зачатиевском монастыре было совершено освящение древнего Спасского храма, над святыми вратами, в котором находилась с 1 по 3 ноября красная гвардия. В храме и в окружающей его галерее были выбиты стекла для помещения дул ружей, повреждены рамы и прострелена древняя икона Спаса Нерукотворенного, уцелевшая в 1812 году, повреждены пулями крыша и стены, на полу в храме и галерее было найдено много окурков от папирос и навоз. Освящение совершало местное духовенство».

Уничтожение «классовых врагов»

После революционного переворота новые власти не замедлили приступить к планомерному уничтожению своих идеологических противников. Формулируя основные принципы пролетарского атеизма, Ленин был убежден в том, что борьбу с религией нельзя сводить к абстрактной идеологической проповеди, что ее надо связать с конкретной практикой классовой борьбы, которая ведет к устранению социальных корней религии. Поэтому 20 января 1918 года был опубликован приказ Народного Комиссариата государственного призрения «О прекращении выдачи средств на содержание церквей, часовен, священнослужителей и законоучителей и на совершение церковных обрядов», который, однако, допускал, что «безработному причту, выразившему желание работать на благо народа, может быть предоставлена работа по Комиссариату государственного призрения» (в дальнейшем «служители культа» получили право заключать договор найма с религиозными общинами.)

А уже 5 февраля 1918 года Совнарком РСФСР издал Декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». В нем, в частности, говорилось, что «никакие церковные религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют», и объявлялась национализация церковного имущества. Вслед за национализацией земли, промышленности, банков и частной собственности местные советы приступили к конфискации церковного и монастырского имущества, объявленного народным достоянием. Отныне церкви и монастыри могли пользоваться своим имуществом лишь с разрешения местной или центральной власти. При этом полученное «в бесплатное пользование» имущество подлежало налогообложению как объект «частного предпринимательства».

Так, «Декретом об отделении церкви от государства монастырские имущества были секуляризированы и сделались государственной собственностью. Для монашествующих одновременно с этим открылся свободный выход из монастыря». Упомянутый Декрет развязал откровенные массовые гонения на духовенство и мирян, в которых власти усматривали своих потенциальных врагов, то есть «контрреволюционный элемент».

Обострение гонений

Согласно Декрету, национализированные государством храмы разрешалось передавать в пользование зарегистрированным группам граждан. Поэтому в первые же годы советской власти верующие стали создавать приходские общины и получать в пользование от государства монастырские храмы, но как приходские. Этот ход позволил продлить фактическое существование ряда обителей. Для поддержания монашеского уклада жизни в городских обителях монахи и послушники организовывали трудовые артели и кооперативы, а в удаленной местности — сельскохозяйственные коммуны; некоторые древние монастыри учреждали в своих стенах музеи.

Весной 1918 года при монастырях и приходских общинах началось массовое создание церковных братств, призванных к защите храмов и церковной жизни в них. Такая самоорганизация верующих «оказалась неожиданной для Совнаркома, рассчитывавшего на быстрое и относительно безболезненное осуществление Декрета об отделении церкви от государства».

Подобное Братство во имя Царицы Небесной «Милостивой» (в честь Ее иконы, находившейся в Соборном храме Рождества Богородицы) было создано и в Зачатьевском монастыре в марте 1918 года игуменией Марией (Коробка), его задачей была защита обители и существовавших при ней богоугодных учреждений. При Братстве были организованы бесплатная амбулатория, осуществлявшая ежедневный прием больных, бесплатная духовно-нравственная библиотека, курсы Закона Божия для детей тех школ, где он изъят; хоровое общее пение; собеседование на ближайшей фабрике; бесплатные лекции-беседы для взрослых и детей со световыми картинами; материальная помощь бедным прихожанам.

Но первый «удар» по монастырю был нанесен уже 23 апреля 1918 года, когда Народный комиссариат юстиции ликвидировал землевладения Зачатьевского монастыря и объявил о прекращении деятельности обители.

24 августа 1918 года появилась инструкция Наркомата юстиции «О порядке проведения в жизнь декрета “Об отделении церкви от государства и школы и церкви”», еще более ужесточившая требования властей по отношению к церковным организациям. А 5 сентября того же года было подписано постановление Совнаркома «О красном терроре». Хотя официальный документ провозглашал усиление борьбы «с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности», направленной в первую очередь против белогвардейских организаций, заговорщиков и мятежников, на практике жертвами «красного террора» становились и политические оппоненты большевиков, и простые люди, выражавшие несогласие с идеологами РКП(б). Их арестовывали по классовому и сословному признаку − бывших полицейских, жандармов, чиновников царского правительства, офицеров, помещиков и кулаков, интеллигенцию, верующих различных вероисповеданий. Так, по оценкам некоторых историков, в одном только 1918 году было расстреляно уже около 3 000 священнослужителей и монашествующих, всего же − около 15 000 человек духовенства и верующих мирян. В сентябре же были ликвидированы братства приходских советов, закрыто большинство церковных органов печати.

Монахини в трудовых артелях

В 1918 году решением Президиума Моссовета храмы Зачатьевского монастыря передали в ведение Главмузея, но решение Наркомпроса о придании монастырю статуса культурного, художественного и архитектурного памятника с последующим преобразованием его в филиал Новодевичьего монастыря приостановило разрушение церковных строений.

Тогда же из обители было изгнано на улицу около 100 сестер. Им пришлось искать прибежище в подвалах близлежащих домов и на частных квартирах, где они поселялись по несколько человек. Некоторые сестры после октябрьского переворота покинули монастырь добровольно и отправились к себе на родину. Правда, часть из них впоследствии вернулась в Москву, будучи не в силах найти работу в деревне.

Другим насельницам удалось остаться в монастыре еще на несколько лет (до 1923–1925 годов): они поступили на работу в трудовые артели и коммуны, которые были зарегистрированы на базе бывших монастырских мастерских, больниц и детских приютов. Монахини и послушницы пекли хлеб в пекарне Наркомпроса, шили белье и одеяла, ухаживали за лошадьми на конюшне, занимались стиркой, работали нянечками в больнице и городке для беспризорных детей при МОНО. При этом им все еще удавалось частично сохранять монастырский уклад жизни.

Процесс ликвидации монастыря растянулся на несколько лет. Приходской совет, образованный из группы прихожан и монахинь, пытался препятствовать закрытию обители и ее разграблению, он же обеспечивал богослужения в храмах монастыря. Совет вел активную переписку с новыми властями, требуя не закрывать храмы и открывать уже закрытые, как мог, отстаивал монастырь. В результате 1 сентября 1920 года монастырские храмы были переданы общине верующих, в которой состояло около 500 членов, в том числе 152 монашествующих.

Изъятие церковных ценностей

В целях борьбы с Церковью советские власти развернули в стране масштабные мероприятия по вскрытию мощей святых угодников Божиих и изъятию церковных ценностей: «Изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать», − писал Ульянов-Ленин.

Подобно жителям многих других городов и селений, москвичи пытались препятствовать изъятию церковных ценностей из храмов и монастырей. Вот что зафиксировала «Оперативная сводка (легенда) Московской губернской комиссии» от 3 апреля 1922 года: «Зачатьевский монастырь окружен толпою, настроенной враждебно, человек до 200 — главным образом будирующим элементом являются те же ребятишки. Толпа напирает на ворота. Появляется грузовик с вооруженными красноармейцами, старшие и взрослые разбегаются, мальчишки продолжают бросаться и визжать. Попади в такой момент ком в красноармейца, могли бы быть осложнения. Представители музея везде, а главным образом в Ново-Девичьем и Зачатьевском, чинят бесконечную волокиту и изощряются в признании вещей, ничего общего с художеством и стариной не имеющих, за высоко художественные образцы старого порядка. К вечеру толпы рядели… Зачатьевский закончен в 7 часов утра. Изъято: из Зачатьевского монастыря серебра 17 пудов 40 золотников, золота 33 золотника. Губкомиссия Мейзер, Базилевич».

Начало 1923 года ознаменовалось новым этапом борьбы большевиков за ликвидацию монастыря. Общину обвинили в сокрытии церковных ценностей и использовании хлебопекарни в целях монархической пропаганды. 1 марта 1923 года там был проведен обыск: «На стене хлебопекарни был обнаружен портрет быв. Великого Князя наследника дома Романовых. Портрет изъят, о чем составлен акт».

Уничтожение обители

17 марта 1923 года в Отдел Управления Московского совета был направлен запрос от 5-го Отдела Ликвидационного отделения Церкви от Государства при Народном комиссариате юстиции за подписью заведующего отделом тов. П.А. Красикова: «По имеющимся в 5-ом Отделении Наркомюста сведениям, все храмы б. Зачатьевского монастыря в Москве переданы Московским Советом 1/ΙΧ–20 г. по договору одной группе верующих, состоящей по-видимому из буржуа и церковников. Отдел просит срочно сообщить, что представляет из себя эта организация, владеющая всеми храмами б. монастыря и почему храмы эти не ликвидированы, а переданы в пользование группе верующих».

Ответ на запрос Красикова был таков: «…Из данных по делу выясняется следующее: Часть монастыря занята под детский городок, состоящий в ведении Наркомпроса. Остальная часть монастыря до сих пор занята церковниками и монахинями, с сохранившимися иерархическим чинопочитанием и эксплуатацией, перенесенными в наше революционное время из феодального периода. При указанной организации Наркомпроса имеется хлебопекарня, в которой работают монахини. Посему на стене хлебопекарни до самых последних дней безвозбранно висел портрет мальчика Алексея Романова, предназначенного помещиками и капиталистами к наследованию престола после смерти тирана Николая Романова. . Постановляем:

1. Признать существование детского городка Наркомпроса в окружении монастырского уклада, контрреволюционного и растленного несоответствующим той политической обстановке, в какой, согласно законодательству рабоче-крестьянского государства, должны находиться советские очаги народного образования и воспитания.

2. Зачатьевский монастырь, как монастырь, срочно ликвидировать, незамедлительно выселить из ограды такового всех лиц, пребывание коих может вредно отразиться на деле воспитания трудового молодого поколения.

3. Аннулировать имеющееся между группой верующих Зачатьевского монастыря и Московским Советом — соглашение о сдаче в пользование ей молитвенных домов»[27].

14 апреля 1923 года членам религиозной общины при Зачатьевском монастыре было предъявлено постановление: «На основании постановления Моссовета договор с Вами на пользование храмами и инвентарем расторгается, о чем Отдел Управления доводит до сведения».

Но приходская община Зачатьевского монастыря продолжила борьбу за право владения своими храмами. Моссовет и НКЮ были завалены жалобами и протестами со стороны верующих. И в скором времени богослужения возобновились. «Ввиду поступивших жалоб от группы прихожан, пользовавшихся по договору церквами Зачатьевского монастыря, с расторжением договоров и закрытием церквей просим, не приостанавливая учет и изъятие из храмов лишних ценностей, повременить до окончательного решения вопроса, необходимых церковных принадлежностей культа не удалять и не лишать прихожан возможности пользоваться храмами».

Еще 30 октября 1919 года циркуляр Наркоматов юстиции и земледелия установил, что членами коммун, трудовых артелей и товариществ могли стать только лица, не лишенные избирательных прав. Таким образом, монахи и духовенство как «лишенцы» не могли состоять в артелях. После этого ряд обителей-коммун, созданных на базе бывших монастырей, был ликвидирован. В 1923 году были ликвидировали и артели на территории Зачатьевского монастыря, в которых все еще продолжали работать сестры.

Какое-то количество остававшихся в монастыре насельниц (но не все!) было выдворено из обители в подвалы и многонаселенные квартиры. Чудотворную икону Божией Матери «Милостивая», а также некоторые другие монастырские святыни перенесли в храм пророка Божия Илии, что в Обыденском переулке. Игумения Мария (Коробка) в последний раз благословила сестер и вручила их и обитель попечению Царицы Небесной. Тогда большинство монахинь поступили в швейную артель «Общее дело» по стеганию одеял, на фабрику «Москвошвей», уборщицами в музеи Кремля и другие учреждения. Кто не мог устроиться − регистрировались на бирже труда, которая время от времени предлагала поденную работу.

В том же 1923 году, 18 ноября, матушка Мария скончалась в возрасте 66 лет на монастырском подворье в Барвихе и была похоронена 21 ноября у южной стены алтаря Покровского храма. 27 ноября исполняющей обязанности игумении монастыря назначена казначея монахиня Серафима (Крюкова). Судьба ее неизвестна.

Новые «насельники»

Большая часть монастырских келий была заселена сотрудниками МГУ, милиции, преподавателями и студентами медицинских клиник и другими гражданами. Были полностью разобраны хозяйственные постройки и частично монастырская ограда.

Последним, что удалось сделать для сохранения Зачатьевского монастыря, было его признание в 1924 году Главнаукой как филиального отделения музея Новодевичьего монастыря, «подлежащего охране государства как памятника истории, культуры, архитектуры». Однако и это не спасло Зачатьевский монастырь от окончательного закрытия и последующего разрушения, но все же полное прекращение богослужений было отсрочено еще на несколько лет.

Патриарх Тихон

13 января 1925 года Всероссийский Патриарх Тихон лег на лечение в клинику Бакуниных на Остоженке, д. 19. Его разместили «в просторной светлой комнате с видом на сад Зачатьевского монастыря».

По воспоминаниям Эмилии Бакуниной, «больной был особенно доволен, что его окно выходит в сад. Когда наступила весна, он любовался видом на монастырь и говорил: “Вот хорошо! И зелени много, и птички”».

В эти последние месяцы своей жизни святитель не раз совершал богослужения в приписанном к Зачатьевскому монастырю храме Воскресения Нового на Остоженке, находящемся в непосредственной близости от клиники.

7 апреля 1925 года Святейший Патриарх Тихон скончался в больничной палате.

Изгнание

В том же 1925 году обитель была окончательно упразднена. К тому времени в ее стенах все еще проживало более 100 сестер.

На протяжении всего года Президиум Моссовета обсуждал возможность их переселения во Влахернский монастырь Деденевской волости Дмитровского уезда. Был даже составлен проект «уплотнения» сестер Влахернского монастыря, в результате которого в их помещения можно было бы вселить еще 110 зачатьевских насельниц. Также в качестве места переселения предлагались Николо-Пешношский, Борисоглебский и Спасо-Бородинский монастыри. Однако власти, видя перед глазами пример сестер Алексеевского монастыря, которые не стали переселяться в назначенные им большевиками уездные монастыри, а «расселились по Москве частным порядком», понимали, что и выгоняемые из обители зачатьевские сестры также будут «размещаться в Москве по своему усмотрению».

В результате все оставшиеся насельницы в принудительном порядке были просто изгнаны из монастыря. Часть монахинь проживала на подворье в деревне Барвихе, церковь которого оставалась действующей. Они смогли зарегистрировать там пошивочную артель. В скором времени группу зачатьевских сестер обвинили в участии в контрреволюционном заговоре. Судьбы монахинь, арестованных в 1926 году, неизвестны.

Монастырские храмы

Богослужения в основных церквях Зачатьевского монастыря, бывших к тому времени приходскими, совершались вплоть до 1927 года. Как минимум, до 1931 года или чуть дольше в качестве приходского действовал маленький надвратный храм в честь Спаса Нерукотворного Образа: некоторые сестры числились в нем прихожанками, работали уборщицами, состояли в приходском совете. Вплоть до 1933 года продолжались службы в приписном храме Воскресения Словущего на Остоженке. Он был снесен в 1935-м.

В 1934 году новые власти взорвали монастырский собор и колокольню, другие храмы и строения впоследствии были разрушены или перестроены. На месте собора построили типовое здание средней школы.

Новая волна

Вторая волна репрессий, теперь уже сталинских, прокатилась над страной в конце 1920-х – начале 1930-х годов, ее идеологической базой было «усиление классовой борьбы по мере завершения строительства социализма». Так, в конце декабря 1930-го – начале января 1931 года в Москве был произведен ряд арестов верующих мирян − членов церковных общин храмов Воздвижения Креста Господня, Николы Большой Крест, клириков и бывших насельников московских Данилова, Зачатьевского и других монастырей и храмов. На них было заведено групповое следственное Дело № 106218; арестованные обвинялись в том, что они, «живя скопищами, занимались активной антисоветской деятельностью, выражающейся в организации нелегальных антисоветских “братств” и “сестричеств”, оказании помощи ссыльным единомышленникам, произнесении проповедей контр-революционного характера, а[нти]/с[оветской] агитации о религиозных гонениях, чинимых соввластью и распространении всевозможных провокационных слухов среди населения, квартиры их являлись убежищем для всякого рода контр-революционного элемента».

В числе 323 арестованных оказались 38 бывших зачатьевских насельниц — монахинь, послушниц и трудниц. Все они были «изобличены» в преступлении против 58-10 ст. УК РСФСР и высланы в Казахстан и Северный край сроком на три года. Дальнейшая их судьба неизвестна.

Небольшая общинка уцелевших Зачатьевских сестер продолжала монашескую жизнь при храме пророка Илии в Обыденском переулке, они поселились поближе к монастырю — в подвалах и квартирах соседних домов. Последние из них дожили до начала 80-х годов XX века…

 

Материал подготовила монахиня Иулиания (Самсонова)

Публикация сайта Зачатьевского монастыря 

Оставить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *