Продолжая свой разговор о восприятии литургии, начатый прошлыми двумя статьями, я бы хотел поговорить о том, как служили литургию в начале ХХ века.
Еще совсем недавно в православной публицистике было модно писать о том, что революция 1917 года прервала прекрасную традицию благочестия, остановила «золотой век» Церкви и искусственно оторвала нас от святости.
На самом же деле сто лет назад Церковь обсуждала ровно те же проблемы, что и мы: непонятность и затянутость церковных служб, небрежение духовенства и мирян к исполнению своих обязанностей, отсутствие приходского устава и произвольные сокращения служб в разных храмах, отделенность клириков от мирян высоким иконостасом.
Главным же отличием «русской» литургии в начале ХХ века от той, за которой мы молимся сейчас, была длительность богослужения. Вот как писал об этом епископ Минский Михаил (Темнорусов): «Из 50 тысяч церквей Российской империи в 49 тысячах богослужение совершается с чрезвычайными самовольными сокращениями, а также с поспешностью, с дурным чтением и пением: всенощное бдение 1-3 часа, литургия – 45 минут, а вечерни и совершенно не бывает».
Если читатель думает, что 45 минут – это рекорд скорости, то я могу его разочаровать. Военные священники и духовенство в придворных храмах могли совершать службу еще быстрее.
Достигалось это за счет почти полного сокращения антифонов. После Мирной ектеньи сразу пели «Единородный Сыне». Хотя участники Предсоборного совещания критиковали эту практику, они признавали ее повсеместное распространение.
Еще одним способом сокращения богослужения, к которому относились достаточно терпимо, было уменьшение числа одинаковых ектений и количества прошений внутри некоторых из них.
В начале прошлого столетия была и другая проблема: сильное по современным меркам сокращение литургии сопровождалось долгим чтением записок (15-20 минут) и концертами, которые устраивали на клиросе.
Как и сейчас, в начале ХХ века иерархами, клириками и мирянами обсуждались вопросы, связанные с чтением Евангелия, высотой иконостаса и гласным произнесением тайных молитв.
Сто лет назад почти все участники дискуссии считали, что Евангелие нужно читать лицом к народу. Епископ Нижегородский Назарий (Кириллов) в 1905 году писал, обращаясь к Синоду: «Относительно евангельских чтений предлагают внести обычай греческих церквей, чтобы они исполнялись на солеях, с обращением читающего лицом к народу. И против этого желания нечего сказать».
Другие высказывались еще более радикально и предлагали читать Паремии, Апостол и Евангелие, а также Шестопсалмие в середине храма. В этом случае литургия окончательно переставала быть делом клириков и становилась общим делом.
Даже в наши дни чтение Евангелия лицом к народу на водосвятном молебне производит на людей более сильное впечатление, чем чтение Писания на литургии.
В начале ХХ века часть епископов и священников считали, что высокий иконостас и почти всегда закрытые Царские врата отделяли клириков от мирян и не давали последним возможности в полной мере понять и увидеть то, что происходит во время литургии. Сторонники этой точки зрения предлагали вместо высоких многоярусных иконостасов делать в новых храмах низенькие перегородки и держать Царские врата почти всегда открытыми. Вот, например, постановление собора Рижской епархии: «Царские врата остаются открытыми до херувимской песни, потом закрываются до чтения «Верую», при этом опять открываются до причащения священнослужителей».
В наши дни, когда служение литургии с открытыми Царскими вратами является одной из высших наград для священнослужителей, данные предложения нельзя осуществить без соборного решения Церкви, но это не означает, что тема закрыта для обсуждения.
Интересно, что одним из самых сильных противников совершения литургии с открытыми Царскими вратами был харьковский архиепископ Антоний (Храповицкий). Он считал, что грешный современный мирянин, в отличие от древних христиан, у которых было больше благочестия, не может «дерзновенно приближаться к престолу Божию и часто вкушать страшные тайны». По мнению владыки Антония, открытый алтарь вреден и для священников, которые станут актерствовать на виду у «публики» и постепенно превратятся в «кривляк». Отметим, что известный православный иерарх идеализировал раннюю Церковь и считал, что христиане становятся все менее благочестивыми с течением времени. Что же касается привыкания к святыне, то это тема для отдельного разговора.
Нам осталось обсудить последнюю и самую важную тему – возможность чтения священниками тайных молитв вслух.
Отец Андрей Дудченко в своей замечательной книжке замечает, что слово «тайный» может ввести заблуждение современного верующего. Для нас этот эпитет связан с закрытостью, секретностью информации. Широко распространено церковное предание о том, что священнические молитвы стали читать вполголоса после того, как дети, выучившие на слух евхаристические молитвы, отслужили на камне полную литургию. На камень сошел огонь, и с тех пор миряне перестали слышать то, о чем просит священник в алтаре.
Однако в Церкви нет ничего эзотерического, сокрытого от непосвященных. Слово «тайный», применительно к евхаристическим молитвам, означает лишь то, что они предшествуют Таинству; в этих молитвах содержатся прошения о том, чтобы Святой Дух сошел на хлеб и вино.
Более того, в начале ХХ века почти все клирики говорили о том, что литургия, в которой мирянин не слышит и не знает молитв священника, теряет смысл – из алтаря доносятся отдельные возгласы, которые часто невозможно понять без знания предшествующих молитв. Поэтому миряне должны иметь возможность читать вместе со священником эти молитвы и участвовать в совершении Таинства. В прочем, и такую практику нельзя вводить принудительно и повсеместно.
Заканчивая наш разговор о спорах вокруг совершения литургии в начале прошлого века, я хочу поблагодарить протоиерея Николая Балашова, автора прекрасной книги «На пути к литургическому возрождению», откуда и были взяты все цитаты.
Андрей Зайцев
Иллюстрация сайта Etoretro.ru
