Обсуждение различных вопросов, в том числе самых сложных и затрагивающих каждого, в нашем обществе происходит по привычному и скучному сценарию ругани двух лагерей. При ближайшем рассмотрении нетрудно заметить их взаимообусловленность и схожий стиль риторики, определяемой стандартными ходами и речевыми оборотами. Знакомую картину мы наблюдаем и в эти дни, когда христианское сетевое пространство пересекаемо эмоциональным обсуждением темы ранних браков, демографической катастрофы и мер, предлагаемых по ее преодолению.
Одна из сторон отстаивает необходимость ранних браков и многодетность как то, что соответствует стратегическим задачам общества. Порой кажется даже, что в публичных высказываниях такого рода намеренно избирается назидательный дискурс и стиль, что с неизбежностью наступления ночи после дня приводит к игнорированию прозвучавших аргументов. К счастью, жизнь неизмеримо богаче и разнообразней любых ее описаний и образов, в том числе и таких фантастических, какие, к примеру, содержит пресловутый «Домострой».
Даже беглый взгляд на вышеозначенную позицию улавливает в ней очень специфический подход не только к состоянию современной российской и западной культуры но и к сознанию того человека, который в ней формируется. Более того, такой подход, если и имел фактические прецеденты в истории, то определялся чем угодно, кроме христианских импульсов, которые являются в своей глубинной сущности эмансипативными. Я имею в виду то, что они освобождают всякого человека от врожденных и предписанных ограничений, делают равными по достоинству и равночестными раба и свободного, мужчину и женщину, ребенка и взрослого. Но это совсем не значит, что человек перестает быть членом своего рода, сообщества, своей семьи, не следует его традициям и не трудится для общего блага. Просто все это преображается, переосмысливается и восполняется в перспективе предельной свободы и ответственности, благодарности и радости. Свобода возрастает беспредельно, но вместе с ответственностью и вовлеченностью в судьбы мира.
Однако отчасти справедливая критика наивной патриархальности и утопической традиционности, раздающаяся из условного «либерального» лагеря, исходит совсем не из христианского видения, по крайней мере, не из полнокровного богословского осмысления. Эта критика оперирует волюнтаристическими категориями современного секулярного сознания (что не мешает ей быть детищем определенной богословской традиции, но это требует отдельного разговора).
В первую очередь, это конечно, фундирующий миф об автономном индивидууме и его свободном выборе как определяющей метафизической инстанции, предшествующей любому результату выбора и моральным целям. С этой точки зрения вопросы семьи, брака и деторождения считаются исключительно делом индивидуального выбора. «Священная корова» выбора не терпит даже упоминания о чем-либо ей неподконтрольном. Цивилизация каприза утрачивает свою витальность, которая черпается из трансцендентного.
Впрочем, выбор не плох сам по себе – просто выбора «самого по себе» не существует – он всегда обусловлен огромным количеством обстоятельств, установок, культурных ориентаций и религиозных стремлений, многие из которых настолько привычны для человека, что он может никогда их и не артикулировать, не осознавать. Продемонстрируем обусловленность выбора на следующем воображаемом примере. Представим себе человека, никогда в жизни не имевшего дела с философией и не державшего в руках ни одной философской книги. Ему предлагают подойти к столу, где лежат три толстых философских трактата, и выбрать тот из них тот, что в наибольшей степени описывает онтологию мира, которой придерживается данный человек. Понятно, что в данном случае, какой бы выбор ни был сделан, он не будет правильным, поскольку человек не понимает сути вопроса и сути ответов на него. Именно это и происходит практически во всех жизненных ситуациях, в том числе и в таких безмерно важных, как те, что связаны с деторождением. Интуитивное решение принимается в любом случае, но далеко не факт, что оно хоть как-то связано с пониманием блага своего и общего, осознанием, что такое добродетель и хорошая жизнь и многого другого.
Энергичность и шумность дискуссии осложняет спокойный и широкий разговор, а в случае, когда он ведется о столь тонких и сложных вопросах, как семья, гендерная идентичность, деторождение, неминуемо должен выходить на уровень философской и этической рефлексии. Эстетическая сторона христианского месседжа, которая в перенасыщенном информацией мире становится определяющей, должна быть изменена кардинально. Вместо привычного назидательно-критического стиля следует обращаться к обществу, в особенности к молодежной аудитории, риторически раскрывая богатства мысли и жизни христиан.
Говорить следует даже о христианской эротике, о христианстве как жизни преображенного эроса, который благодатно не угашается, но беспредельно возгорается, выражаясь во всей жизни, а в особенности в появлении жизни новой. О деторождении не как о естественном лишь процессе, или как демографическом факте, а как о реализации полноты личной природы и наивысшем образе благодарения Творца. О том, что всякое дыхание хвалит Господа и каждый из нас, как часть этого великого хора, безмерно желает появления новых и новых голосов, с которыми наш хор станет еще более прекрасным, полным и громким. И тогда, быть может, цветы расцветут.
Олег ДАВЫДОВ
