В опубликованном порталом «Приходы» интервью епископ Якутский и Ленский Роман рассказал о том, каково это — окормлять верующих и вести миссию на Дальнем Востоке России. А какой он – якутский прихожанин? Предлагаем читателям портрет одного из них. Афанасий Николаевич Осипов – народный художник СССР, лауреат Государственной премии РСФСР имени И. Репина и многих других наград, академик Российской академии художеств. Родился он 85 лет назад во Втором Эргитском наслеге в Якутии.
Афанасий Николаевич, Вы прожили очень долгую и интересную жизнь. Расскажите, пожалуйста, про Ваше детство, про жизнь Вашей семьи.
— Я родился в 1928 году, когда у нас еще не было колхозов, жизнь была организована в соответствии со старым якутским укладом: семьи жили по разным отдаленным участкам, например, три-четыре семьи в одном месте, через пять-шесть километров — такая же группка. Таким образом все земли осваивали, выходили на сенокосы и пастбища. Мой отец и дед, да и все родные были скотоводами. У нас были и коровы, и лошади, и олени. Отец очень любил оленей и часто ездил на них.
Самое главное было — приучение детей к труду, выполнение каждодневной домашней работы: таскать дрова, воду, помогать старшим. С самого раннего возраста — вот как человек у нас себя помнит, он уже что-то делал по хозяйству. И я так же работал, а с семи лет уже наравне со старшими ходил на сенокос — мы с мамой помогали сгребать сено. Обычная трудовая жизнь изо дня в день, и это вовсе не казалось особенным.
Думаю, что эта трудовая закалка любой якутской семье давала основу, потому что в наших суровых условиях выживать надо. Работы были в каждую пору года: весной — одного вида, летом надо было делать что-то другое, осенью — третье, а зимой еще добавлялись большие проблемы с водой и дровами. В этих условиях надо ежедневно работать и работать всем – и родителям, и бабушкам с дедушками, и детям.
Мама с бабушкой без конца шили целыми днями одежду, ведь надо очень тепло одеваться. Особенно мне запомнилось, как они заячьи одеяла и шапки шили, всей семье нужно и унты пошить, и верхнюю одежду тоже. Это ж сколько надо было шить! В моем детстве вообще не было швейных машинок, все на руках изготовляли. Как-то раз отец увез на сдачу скот и купил швейную машинку маме. В нашем наслеге это была первая швейная машинка! Соседки стали приходить, тоже шить на ней, целые очереди образовывались.
Все мы также охотились на уток, ловили рыбу, осенью заготавливали ягоды на зиму, бруснику целыми кадками собирали. Сейчас в тех местах, где мы жили и где в результате коллективизации было образовано два колхоза, уже никто не живет — все заброшено, только коневоды участки имеют.
В Вашей семье были верующие люди?
— Да, у нас бабушка была верующая, в доме были иконы. Каждое утро она всех детей ставила в шеренгу на молитву, у всех у нас были крестики. Но в одно не очень прекрасное время, когда моего отца избрали председателем колхоза, он запретил молиться и убрал все иконы.
С тех пор внешне у нас считалось, что молиться плохо, нужно быть атеистом. Так нас учили, и когда принимали в пионеры и комсомол. Атеистическая пропаганда была очень сильная. А моего отца в 1942 году репрессировали по обвинению в участии в заговоре с целью свержения советской власти, через год он умер в тюрьме. Вот такая превратность судьбы.
Как в якутских семьях дети получали образование? Куда в школу ходили?
— Школа у нас была за десять километров. Мои две старшие сестры ходили туда каждый день, поэтому первые песни, первые буквы я узнал от них, они меня научили писать и читать. А потом меня отправили учиться за 30 километров от своего наслега, я жил там у наших родственников. В первом классе учился всего один месяц, после чего сразу меня перевели во второй, потому что я уже много знал и умел.
У нас один преподаватель учил сразу два класса: два ряда парт — первый класс, а рядом же еще два ряда — второй класс; так и учились. Я с сестрой оказался в одном классе.
После пятого класса мы переехали в другой наслег, где наш отец стал председателем колхоза. В колхозе образовали столярную артель, и там я все время научился выполнять все работы с деревом. Надо было помогать отцу, особенно зимой, строгать мерзлые лиственницы, а весной мы с ним заготавливали полозья для саней из берез. Специально для этого выезжали в лес и жили по две недели в палатках с железной печкой.
Какая жизнь была в Якутии в советские годы? Как простые люди жили?
— Главным образом у нас были совхозы и колхозы, потому что у нас подавляющее большинство составляет сельское население. Жили трудно, тяжело. В зависимости от руководителя колхоза где-то была и очень благоприятная ситуация, но везде, прежде всего, ценилось трудолюбие…
Когда Вы стали рисовать?
— Как только у сестер появились первые цветные карандаши, я сразу увлекся этим занятием. Сначала рисовал на деревянных загородках и все время думал, как это профиль у человека нарисовать, сколько зазубрин надо? Позже появились альбомы с разными зверями и птицами, я стал подражать нарисованному. Всех рисовал — рысей, львов! Это еще до школы было, а когда пошел учиться, я уже умел хорошо рисовать акварелью и карандашами, поэтому все стенгазеты, пока не закончил школу, были на мне. Во время войны, с 1942 по 1945 год, я учился в Якутском кооперативном техникуме, где тоже моей обязанностью стало оформление стендов, подготовка стенгазет. Мой учитель, известный охотовед Алексей Алексеевич Новиков, и его жена художница всячески меня поощряли в моем творчестве. Когда я закончил техникум, он мне так и сказал: «Афоня! Ты поезжай на художника учиться, нечего тебе тут пушником сидеть!» Специальность у меня в дипломе такая: техник-товаровед пушного зверья.
Как же вам удалось поехать учиться на художника?
— После войны нельзя было никуда без вызова ехать. Ждал долго, но дождался. Поехал на пароходе, попутным транспортом добирался, в итоге ехал 27 суток до Москвы. Только в конце августа приехал, когда все экзамены уже давно прошли. Но после того, как я в Главном управлении по делам искусств показал свои работы, меня сразу же определили в среднюю художественную школу-интернат, где уже окончательно определился мой будущий путь. У нас были такие внимательные, заботливые учителя — поощряли любые наши идеи, много показывали и рассказывали! Я уже через три года освоил технику масляных красок, подтянулся по живописи и академическому рисунку.
Как сложился потом Ваш путь к вере?
— О, это очень сложный процесс, долгий, ведь я пришел к вере уже зрелым человеком, мне тогда было около сорока лет. Мой друг, Андрей Андреевич Тутунов, стал верующим человеком. Он очень много читал Библию и духовные книги и стал мне все рассказывать. Особенно говорил о том, как репрессировали духовных лиц, в том числе про своего отца. В ходе наших многочисленных бесед я постепенно стал задумываться, что, действительно, есть что-то другое, что есть вера. Правда, в примитивном виде все библейские сказания я знал и раньше из курса истории искусств, но Андрей дал мне настоящее Евангелие, которое я прочел очень внимательно.
Когда у нас в Якутии в 1993 году открылась епархия, к нам приехал молодой владыка Герман, такой хороший. Я окрестил всех своих детей и жену. Мы очень подружились с владыкой. Он был членом нашей Академии духовности, много рассказывал нам о вере. Как-то я у него спросил у него: «Мне уже седьмой десяток и я так много лет иду к вере, как мне по-настоящему стать христианином?» — Он ответил: «Бог поможет! Молитесь!»
Я каждое утро молюсь, как бабушка в детстве научила, по праздникам мы ходим в церковь. Очень меня удивляет и радует, что стало очень много молодежи в храм ходить, и среди них много якутов. Раньше, когда только владыка Герман приехал, этого не было.
И все-таки, что самое главное было в Вашем приходе к вере?
— Самое главное — состояние души. Трудно словами объяснить, как постепенно меняется человек, ведь особых внешних событий у меня не было — только влияние и пример наших владык, Германа и Зосимы. Их деятельность способствовала духовному сближению между людьми. Кроме того, долго я в свое время беседовал с владыкой Верейским Евгением, его портрет написал.
Все это влияло на меня постепенно, обретение веры — сложный процесс. Еще один пример для меня был — это мой друг, с которым я встречался почти каждый раз, когда приезжал в Москву. Он известный художник, академик, а стал священником, правда, в Католической церкви. Он много читал и делился со мной.
Вы рассказывали про свою бабушку, которая была верующей. Скажите, а ходили ли вы тогда в храм? Или в Якутии они были закрыты?
— Нет, не ходили, церквей не было. Я вообще первый раз храм увидел, когда в четырнадцать лет в Якутск приехал. Про этот храм святого Николая бабушка часто вспоминала, потому что бывала там в молодости. Но в ту пору, когда приехал в город, в здании находился партийный архив, никаких богослужений не было.
Для меня Православие никогда не было чужой религией — я все время бабушку вспоминаю и то, как она нас научила молиться.
Ваш приход к вере как-то повлиял на профессию художника?
— К тому времени я был уже слишком созревший художник, чтобы это отразилось на профессии. Однако мне открылась очень интересная тема древних русских городов, я очень много их стал посещать, писать церковную архитектуру.
В последние годы я живу зимой в Сергиевом Посаде, из этого города у меня целая серия работ. Так что в моем творчестве храмы занимают заметное место, я восхищаюсь ими. Особенно эти белые храмы удивительны зимой, на снегу. Передать красоту — вот художественная задача…
Беседовала Юлия Маковейчук
