Одним из наиболее популярных литературных жанров в советское время была научная фантастика. Дело ли в замечательных писателях-фантастах, целой россыпью вдруг появившихся на литературном небосклоне, или в созвучности звучащих в этих романах идей общему романтическому оптимизму, который был связан с ожиданием дальнейших достижений научного и технического прогресса? Кто знает… Позже, уже в наше время, этот жанр не то что бы исчез, но ушел, пожалуй, на периферию литературного процесса, а порой и мигрировал от науки в мистику. О том, почему так происходит, что побуждает современных писателей рисовать постапокалиптические картины будущего, а также совместима ли литературная фантастика с православной верой, удалось поговорить с неожиданным собеседником – Сергеем Чекмаевым, создателем уникального сборника фантастических рассказов с миссионерским уклоном «Модноверие», посвященного критике так называемого неоязычества.
Определенная часть людей считает, что фантастика как литературный жанр и Православие – явления несовместимые, что можно любить только что-то одно. Как Вы думаете, почему возникло такое мнение?
– Подозреваю, что здесь срабатывает несколько устаревший стереотип, что, мол, ничего не должно отвлекать воцерковленного человека от праведной жизни. Ведь фантастика часто мечтает о лучших временах, идеальном мироустройстве и счастье для всех людей. А это, по некоей странной логике, может подменить цели верующего, который вместо Царства на Небе выбирает мир равных возможностей и всеобщего счастья в фантастических романах.
В 2008 году в рамках Всемирного Русского Народного Собора мы провели круглый стол на тему «Фантастика и христианство». Вместе со мной модератором был о. Серапион, проректор Ярославской духовной семинарии. И на вопрос журналистов о том, как он, священник, проректор духовного учебного заведения воспринимает фантастику, ответил вполне спокойно: «В детстве я много ее читал, потому что это литература мечты».
Этот жанр дает возможность заглянуть в позитивное будущее или, наоборот, предостеречь от негативного сценария. Не вижу причин, почему Церковь не может пользоваться этим инструментом в общении не только с верующими, но и с сомневающимися, с представителями других конфессий или атеистами.
Смотрите, с чего начинается фраза отца Серапиона – «в детстве…»! То есть фантастика – жанр, востребованный, в первую очередь, молодым поколением, школьниками, студентами, и если мы хотим говорить на понятном им языке, то нужно уметь пользоваться всеми доступными средствами: и фантастикой, и компьютерными играми, и социальными сетями. Церковь не должна быть косной структурой, ведь современный мир меняется стремительно.
И поскольку Вы активно работаете с авторами этого жанра, общаетесь с читателями, то хотелось бы задать Вам один вопрос, который меня тревожит в последние годы: почему научная фантастика так быстро сдала свои позиции? Как случилось, что магизм заменил надежду на человеческий разум?
– Произошло смещение приоритетов. Любая, даже самая заумная научная фантастика пишется для простых читателей, а не для увешанных научными степенями академиков. Но для того, чтобы постигнуть смысл многих достижений современных ученых, простого институтского образования давно уже недостаточно: фундаментальная наука вырвалась стишком далеко за пределы наших представлений о жизни. В итоге произошла миграция из области естественных наук в область гуманитарных, ведь намного интереснее читать о новых теориях в социологии, культурологии и психологии, в исследовании развития общества и моделей человеческого поведения. А кто, простите, сказал, что история или, скажем, психология и социология – не науки?
К тому же в прошлые века наука воспринималась как некий ускоритель прогресса, в том числе и социального. Только представления о гуманитарных достижениях человечества оставались на уровне первой научно-технической революции: вот изобретем передачу человека по радио, и немедленно наступит лучшее общество; высадимся на Марсе, обгоним Америку – тут и коммунизм придет. То есть социальный прогресс прочно увязывался с достижениями физики, химии, биологии, и его собственная роль практически не рассматривалась.
Сегодня же фантастика активно задумывается не только о будущих технологиях, но и о последствиях, к которым может привести их необдуманное внедрение, и как они изменят жизнь рядовых граждан и целой страны.
Еще один, тоже непростой вопрос: мы помним книги братьев Стругацких, Ефремова, Булычева – великие утопии XX века. Почему сегодня фантастика – это неизменно постапокалипсис? Почему человек перестал создавать картины счастливого будущего?
– Сейчас тоже пишется немало утопий, но из-за тотального деления на противостоящие лагеря всегда получается диссонанс: возрождение, скажем, СССР, которое кажется светлой утопией стороннику социализма, будет выглядеть чудовищной перспективой для монархиста. А могучая Российская империя будущего станет кошмарным сном для воспитанного на самиздате либерала. Поэтому большая часть подобных «позитивных прогнозов» остается не замеченной за пределами узкого круга фанатов.
Кроме того, сейчас и мир в целом, и Российская Федерация продолжают дрейфовать в некоем «застойном десятилетии» относительного спокойствия. Да, в горячих точках льется кровь, мировые игроки насмерть схлестнулись за переделы сфер влияния, но для рядового обывателя все это находится где-то по ту сторону телевизионного экрана. Если же сравнить окружающий мир с серединой XX века – «ревущими сороковыми», «парижской весной» и подъемом антивоенного движения, холодной войной, которая каждую секунду могла обернуться термоядерным уничтожением, то времена сейчас несколько сонные и вегетарианские. А именно в такие эпохи человечество обожает себя пугать, будоражить кровь прогнозами различных апокалипсисов: зомби, вирусы, война, изменение климата, падение гигантского метеорита…
Беседовал Михаил ДЬЯЧЕНКО
В основе материала –
отрывки из интервью Сергея Чекмаева,
опубликованного в журнале «Православный христианин»
(Калужская епархия)
