Что побуждает людей писать вопросы священнику в православный журнал или на сайт – стеснительность невоцерковленного человека, не позволяющая спросить священнослужителя лично, одиночество, незнание, где получить нужную информацию о церковной жизни, а может, порой, желание спровоцировать и привлечь к себе внимание? О чем спрашивают «виртуального» батюшку?
Лет десять назад я очень хотел найти себе супругу. Переживал, занимался с психологом, работал над собой, молился. Однажды, когда мне стало совсем невмоготу, я пришел к знакомому священнику и задал ему волнующий меня вопрос. Но сперва состоялся такой диалог:
– Андрей, у тебя есть друзья, родители, психолог, почему ты спрашиваешь меня?
– Мне кажется, что вы как священник можете сказать что-то, чего не знают остальные.
У меня редко бывают такие беседы, я могу пересчитать их по пальцам одной руки, но хорошо помню чувство, когда вопрос задается с верой и что называется «из последних сил». Умные книги прочитаны, работа с психологом продолжается, молишься в меру своих сил, а потом наступает какой-то предел, и ты отправляешься к священнику. Не обязательно даже духовнику, просто к священнику, которому ты по разным причинам доверяешь. Ты задаешь ему свой вопрос и получаешь ответ.
Около года своей жизни я читаю вопросы батюшкам, поступающие в редакцию журнала «Фома». В меру сил мы стараемся помочь людям найти выход. Спрашиваем знакомых отцов, потом публикуем их ответы.
Иногда мне становится страшно от той надежды и веры, с которой люди пишут в редакцию православного журнала свои вопросы.
Конечно, как в любой редакции у нас есть странные письма про подсчет букв в Библии и их тайный смысл, про «шапочку из фольги» или психотронное оружие, которое не действует на верующих.
Конечно, часть вопросов может оказаться провокацией – люди хотят внимания и иногда описывают истории, в которых очень сложно отделить правду от фантазии. Ну, например, письма с подробным описанием технических особенностей интимных отношений или плотских грехов. Чувствуется, что читатель хочет поразить воображение редактора или иерея либо провоцирует на резкий необдуманный ответ.
Эти письма можно воспринимать как курьезы, но бывают совершенно страшные истории.
У человека долго умирает родственник, он живет в деревне или в маленьком городе и спрашивает виртуального батюшку (не ищите в этом выражении подтекстов, речь идет священниках, которые отвечают на вопросы с помощью электронной почты), что ему делать.
Как человеку, у которого есть родственники, мне знакомо это чувство. Я сам прошу друзей-священников помолиться о жене, сыне или маме, но я бы не рискнул в ситуации предельного горя писать просто в интернет.
А люди пишут. Редактор и священники читают истории о непростых семейных отношениях, по сравнению с которыми собственные проблемы кажутся маленькими-маленькими, читают просьбы о помощи, вопросы о смысле жизни, рассказы о каких-то историях из прошлого, которые беспокоят человеческую совесть.
По сути, речь идет об исповеди.
После какого-то момента ты перестаешь выискивать орфографические или пунктуационные ошибки. Редактор отключается, и на его место приходит человек, которому хочется одновременно плакать и смеяться.
Девочка четырнадцати лет спрашивает, можно ли ей уйти в монастырь. Женщина интересуется, как быть, если родная мать выгоняет с ребенком из дома. Юноша спрашивает, можно ли глядеть на девушек с вожделением. Девушка рассказывают священнику, что завтра она улетает с супругом в одну из латиноамериканских стран и просит о помощи: она хочет построить деревянный храм в незнакомой стране, чтобы рассказать жениху о красоте Православия.
В такой ситуации редактор хватается за голову и думает: «Бедный батюшка, вот что он может ответить? Почему вопрос о миссии в далекой-далекой стране нельзя было обсудить хотя бы за месяц до отъезда?»
Священники – молодцы, спокойно объясняют, что у домашнего миссионерства есть границы, что не нужно представлять себя апостолом Павлом и обращать в Православие супруга и всю его родню, которые не говорят по-русски.
Очень часто люди задают вопрос постфактум. Например, я люблю Петю, но Петя неверующий. Мы хотим пожениться, уже подали заявление на 1 декабря, но, оказывается, это пост, что мне делать?
Злой редактор типа меня ответил бы: «Сперва спрашивать, а потом что-то делать», но добрые батюшки терпеливо рассказывают об «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», цитируют документы, принятые Межсоборным присутствием, копаются в святоотеческих текстах и помогают людям советом практически в любой ситуации.
А еще люди бывают «ленивы и нелюбопытны». Поисковиками не пользуются, а спрашивают иереев и игуменов: почему икона называется «Троеручица», где найти акафист святителю Николаю. Редактор, конечно, помогает священникам, но и он не железный, а потому в потоке вопросов тонут важные.
До сих пор не могу себя простить за то, что пропустил вопрос человека об умирающей матери. Неделю люди ждали ответа, а в это время на нас сыпались вопросы о том, можно ли быть крестным племянника, можно ли быть крестным у троюродной кузины и подобные им. Конечно, они важны, но ведь смерть человека важнее.
Бывают вопросы, которые тянут на целую монографию. Бывают такие формулировки, которые просто вызывают восхищение и зависть: «Как познакомиться с духовником», «Жена не дает развода любимому. Что делать» (оба вопроса задали женщины, во втором случае нужно понимать, что речь идет о бывшей жене, которая не дает развода).
Священники на разных сайтах ежедневно отвечают на вопросы. У каждого из них есть свое служение, своя семья, но люди продолжают идти к батюшкам со своими бедами и (гораздо реже) радостями.
Иногда кажется, что вера человека слишком сильная: «Мы крестили ребенка, масло попало в глаз, он покраснел. Скажите, это не опасно?». На месте этого человека я бы бежал к офтальмологу, а не ждал несколько дней ответа священника, в котором тот посоветовал показать ребенка врачу.
Впрочем, ведение этой рубрики надолго избавляет от двух желаний – насмешек над духовенством и осуждения людей.
Все-таки страшно, что по самым важным вопросам своей жизни люди спрашивают не друзей, не духовника, не маму с папой, а редакцию православного журнала. Неужели они так одиноки? Неужели у всех этих женщин и мужчин, взрослых и детей нет человека, который помог бы им решить их проблемы? Нет знакомого священника, которому можно позвонить или написать?
Если это так, то в Церкви стало слишком много христиан, живущих в своем мире и не отвечающих на вопросы людей, которые оказались рядом. Вот, например, я к ним тоже отношусь.
Андрей ЗАЙЦЕВ
