17 декабря 2012 года в Илиинской гостиной прошла вторая встреча с профессором Московской духовной академии, заведующим кафедрой церковной истории Алексеем Светозарским. Ученый продолжил рассказ о жизни Церкви в советском государстве. Речь шла о новых формах гонений в 1930-е годы и о спорной фигуре митрополита Сергия (Страгородского), противостоявшего безбожной власти.
Местоблюстители Патриаршего престола
После смерти в 1923 году Патриарха Тихона власть первоиерарха перешла к местоблюстителю Патриаршего престола митрополиту Петру (Полянскому). Затем, после ареста владыки Петра, Церковь возглавил его заместитель – митрополит Сергий (Страгородский), Глава Церкви назначался в соответствии со списком, первый вариант которого составил Патриарх Тихон, а второй — митрополит Петр.
«Вообще это не очень канонично, – заметил Светозарский, – но объяснимо, так как времена были исключительные». Было очевидно, что организовать избрание Патриарха, скорее всего, не удастся. Список содержал несколько имен, ведь все понимали, что кто-то не сможет принять управление Церковью. Так несколько раз и случалось. С декабря 1926 года во главе Церкви находился митрополит Сергий.
Пререкаемый митрополит и «катакомбная» Церковь
Рассказывая о жизни Церкви в первые десятилетия советской власти, Алексей Светозаркий особое внимание профессор уделил личности митрополита Сергия (Страгородского), так как это «фигура пререкаемая». Действительно, компромиссы, на которые он шел, чтобы легализовать положение Церкви в СССР, у многих вызывают отторжение до сих пор. Но Алексей Константинович считает, что осуждать человека, занимавшего место первоиерарха в крайне непростые годы, не стоит, да и судить о том времени очень сложно.
«Мы не понимаем в полноте всего его положения. Посмотрите сами: он возглавляет Церковь, которая юридически ничего не может сделать. Я уж не говорю о правах юридического лица, но ведь каждое собрание требовало разрешения компетентных органов. Даже на простом приходском уровне. И это (устанавливать отношения с властью — Ред.) в любом случае нужно было делать. Либо уходить в катакомбы — в переносном, конечно, смысле».
Светозарский добавил, что у нас слово катакомбы овеяно романтикой, отсылающей к первохристианским временам. Но создать нечто подобное в советском государстве вряд ли бы удалось. Точнее было бы говорить о нелегальном ведении церковной жизни (слово «нелегальный» при этом не подразумевает отрицательных коннотаций). Об этом пишет и современный исследователь Алексей Беглов в книге «В поисках безгрешных катакомб». «Катакомбы» не обязательно были в оппозиции митрополиту Сергию, подчеркивает Светозарский, это были просто те формы церковной жизни, которые никак нельзя было легализовать. Например, тайные монашеские общины, создававшиеся из насельниц ликвидированных монастырей. Поэтому в 1926 году митрополит Сергий начал переговоры с властями.
В августе 1926 года на Соловках 17 заключенных епископов, возглавляемые архиепископом Иларионом (Троицким) составляют письмо, где также призывают к установлению диалога Церкви с существующей властью. При этом к власти предъявляется много требований: в частности, разрешить преподавание Закона Божия, не перемещать епископов и так далее.
Тайные выборы Патриарха
Осенью 1926 года архиереи пытаются провести тайные выборы Патриарха. Кандидат один — митрополит Кирилл (Смирнов), в его пользу удается собрать около 70 подписей. Но за тайным голосованием, как выяснилось позже, следило ОГПУ. В итоге многих арестовывают, а новый Патриарх не избирается. Лектор заметил, что митрополит Сергий нисколько не препятствовал этим выборам, признавая кандидатуру митрополита Кирилла безусловно достойной. Это, уверен Светозарский, опровергает обвинения заместителя Местоблюстителя во властолюбии.
Послание пастырям и пастве
В 1927 году митрополит Сергий создает Временный Патриарший Синод — совещательный орган. Вопрос о том, мог ли он в своем положении это делать, спорный. Скорее всего, он превышал свои полномочия, что, впрочем, диктовалось ситуацией. 29 июля появляется знаменитая «Декларация митрополита Сергия» – послание к пастырям и пастве, содержащее осужденную впоследствии многими фразу: «Мы хотим оставаться православными и ощущать Советский союз своей гражданской родиной». В том же послании приводился явно неудачный пример — так называемое Варшавское убийство (то есть убийство Петра Войкова, причастного к расстрелу царской семьи, русским эмигрантом Борисом Ковердой) называется преступлением, о котором скорбит и Церковь.
Но главные обвинения касались вышеупомянутой фразы. Алексей Светозарский возражает: речь идет о все-таки родине, а не о государстве или власти. Кроме того, послание носило во многом ситуативный характер – уже в 1927 году многие ждали второй мировой войны.
«Год великого перелома» и начало репрессий
Неверно думать, что приходом к власти большевиков церковная жизнь замерла. Несмотря на то, что государство было настроено против Церкви и поддерживало обновленцев, массовых гонений с закрытием церквей и расстрелом священнослужителей еще не было. «За исключением закрытых монастырей, домовых храмов — церковная жизнь такая же, как прежде. Звонят колокола, в храмах полно народу», — рассказывает Светозарский. Особенно много было молодежи, которая пришла к вере, осмыслив события начала ХХ века. Сильные молодежные общины были, например, в Высоко-Петровском монастыре Москвы, в московском храме святителя Николая в Кленниках.
Но в 1929 году, в «год великого перелома» и начала коллективизации, были приняты новые, «драконовские», постановления, направленные на борьбу с религией.
Издается закон, запрещающий религиозным организациям собираться вне стен храма. Появление священника в облачении на улице считается пропагандой, наружные иконы на храмах — тоже. Начинается массовые упразднения храмов – закрывали по десять церквей в день! Безусловно, прихожане противостояли, но об этом известно немного. «Храмы, которые никогда не закрывались, были либо обновленческими, и их власти не трогали, либо такими, где прихожане давали жесткий отпор, – поясняет лектор. – Например, Богоявленский собор в Елохове пытались закрыть четырежды, но так и не смогли». В эти годы примерно треть храмов в Москве была физически уничтожена. Разрушение церквей тщательно фиксировалось на кино- и фотопленке — ведь это был важный исторический момент, религия уходила навсегда! Началась и война с колокольным звоном. Колокола даже действующих храмов снимались для нужд индустриализации.
Тогда же начались массовые репрессии. Количество пострадавших точно не известно до сих пор. Официальная цифра — 800 тысяч казненных с гражданской войны до смерти Сталина. Это внутренняя цифра, обозначенная в архивах органов, поэтому есть основания ей доверять. С другой стороны, она кажется слишком маленькой. Мы уже знаем большинство мест массовых захоронений — но количество убитых, например, на Бутовском полигоне, до сих пор не установлено.
Интервью митрополита Сергия и «правая оппозиция»
Интервью, данное заместителем Местоблюстителя Патриаршего престола в 1930 году — «тяжелая страница в жизни митрополита Сергия», считает Светозарский. Владыка вынужденно говорит, что «в Советском союзе гонений на Церковь нет». Эти слова дали повод для обвинения митрополита в отречении от мучеников, о которых он сказал, что «они осуждены по политическим причинам» (формально это была правда).
После «декларации» в Церкви возникли расколы не только «слева», но и «справа». Молитвенное общение с митрополитом Сергием разорвали иерархи, известные своей борьбой за чистоту Православия: митрополиты Кирилл (Смирнов) и Иосиф (Петровых), епископ Афанасий (Сахаров) и многие другие.
Однако причины расколов были понятны только образованному духовенству, иерархам и наиболее осведомленным из мирян. Простой народ не понимал, почему «батюшки все рассорились»: сначала «красными» были обновленцы, теперь — «сергиевцы» и так далее (тем не менее, по результатам переписи 1937 года большинство населения было верующим). Как отметил профессор Светозарский, сегодня важно помнить, что термин «оппозиция», применяемый к разным группам архиереев — не вполне точный, и уж никак нельзя делить их на «хороших» и «плохих».
Вечер завершился просмотром фильма Дзиги Вертова «Энтуазиазм (Симфония Донбасса)». Это первая звуковая документальная лента в советском кинематографе, но в данном случае она примечательна другим. В первых кадрах показан храм Спаса-на-Крови – кафедральный храм последователей обновленцев в тогдашнем Ленинграде. Характерно, что несмотря попытки режиссера показать религию вредной, а православных людей забитыми и темными, у современного зрителя создается противоположное впечатление. Строители коммунизма, разрушающие церкви, вызывают враждебность, а гонимые верующие – наоборот, сочувствие.
Ситуация, кажущаяся давно пройденной, всегда может вернуться. Зная историю Церкви, мы можем сравнивать события прошлого и настоящего, лучше понимать свое время и избегать старых ошибок. «Итак, бодрствуйте, – говорит Христос в притче о десяти девах, – потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий» (Мф. 25:13).
