Предложение спикера Совета Федерации Валентины Матвиенко создать на федеральном уровне орган, который занимался бы делами национальностей и религиозных объединений, комментирует политолог Виктор Жосу.
Идея создания некоей государственной институции, которая отвечала бы за «дела национальностей и религий», не нова, она всплывает на поверхность всякий раз, когда к этому эмоционально подталкивает накал социально-психологической обстановки в обществе. Но тут же возникает ряд встречных вопросов, при здравом и спокойном рассмотрении которых приходишь к выводу, что торопиться с реализацией такой идеи не стоит.
Во-первых, необходимо всё-таки отделять зёрна от плевел, государственную национальную политику от политики государства в отношении религиозных объединений. Совмещать их, даже мысленно, в составе единой структуры значит не понимать специфики каждой из сфер – национальной и религиозной (даже ощущая по наитию, что как та, так и другая – «дело тонкое») и, как следствие, не отдавать себе отчёт в различии подходов и инструментов политики государства в отношении их.
Во-вторых, если вести речь отдельно о Церкви, то на сегодняшний день вся политика Российского государства в отношении неё сформулирована в сжатом виде в пункте 2 статьи 14 Конституции РФ: «Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом». Раз уж объявили Церковь отделённой от государства, что правильно, то о каком комитете по «её делам» может идти речь? Чем он должен будет заниматься, каковы будут позитивные результаты его деятельности? Для реализации, к примеру, той же программы строительства 200 храмов в Москве вполне достаточно тех форм сотрудничества между государством и Церковью, которые уже сложились естественным путём. Что касается каких-то искусственных «пристёжек» к государству, то Церковь в них уж точно не нуждается. Ей с лихвой хватило недоброй памяти Совета по делам религий при правительстве СССР с его самодурами-уполномоченными.
Наконец, в-третьих, если говорить о национальной политике, то очевидно (и об этом тоже свидетельствует наш исторический опыт), что её эффективность не зависит напрямую от наличия либо отсутствия соответствующего государственного органа. В структуре кабинета министров СССР, как известно, министерства по делам национальностей не было, зато по всей стране проводилась единая национальная политика. И она давала вполне удовлетворительные результаты – во всяком случае, до тех пор, пока опиралась на официальную государственную идеологию.
Да, та идеология потерпела крах, и мы знаем истинную причину, почему это случилось: невозможно здоровое развитие общества, если само это развитие строится на отрицании Бога. Но знание причины исторического краха атеистической коммунистической идеологии, тем не менее, не освобождает нас от необходимости понимания основ государственной политики как таковой и, в частности, того, что первично, а что – при всей институциональной привлекательности и даже грандиозности бюрократического замысла – всё-таки вторично.
Тут мы вплотную приближаемся к проблеме, о которой в последнее время всё чаще говорится в различных кругах российского общества, – к проблеме выработки адекватной государственной идеологии, на которую опиралась бы вся политика современной России, как внешняя, так и внутренняя, включая политику в области межнациональных отношений. К проблеме формулирования концепции такой идеологии, её, пусть самых общих, контуров. По правде говоря, речь следует вести даже не об изобретении чего-то нового, неведомого доселе, а о пересмотре ныне действующей государственной идеологии. Об отказе от той идеологии, которой государство руководствовалось в своей политике последние два десятка лет, и о замене её новым государственным идеологическим концептом.
Не секрет, что весь минувший период после распада СССР в стране доминировала идеология либерализма – так, как его понимали и продолжают понимать властные круги и представители различных слоёв российской элиты. Де-юре считалось, что Россия жила по конституционной норме, которая гласит, что «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» (ст. 13, п. 2), однако де-факто именно либеральная идеология была и остаётся государственной. К слову, само наличие этой мёртвой, неработающей статьи в высшем нормативном правовом акте РФ ничего, кроме конфуза, не создаёт. Подобных статей нет, к примеру, в конституциях Франции, Германии.
Начинать надо с общего – со смены государственной идеологии. И лишь в той мере, в какой удастся осуществить такое идеологическое обновление (не станем сейчас вдаваться в его детали), начнут определяться и параметры частного – национальной политики. А уж нужна ли будет для её претворения в жизнь отдельная федеральная структура либо же такая задача ляжет на уже существующие органы власти как федерального, так и регионального и местного уровня, выяснится по ходу.
Специально для портала «Приходы»
