18 апреля 2025 года исполняется 32 года с той самой Пасхи, когда в Оптиной пустыни были убиты иеромонах Василий, иноки Трофим и Ферапонт. О начале возрождения монастыря и убиенных монахах вспоминает архимандрит Мелхиседек (Артюхин), настоятель Московского подворья Введенского ставропигиального мужского монастыря Оптина пустынь.
Помню, как летом 1988 года в возрождающуюся Оптину начали приезжать паломники, вокруг монастыря в палатках жила молодежь. И для нас остро встал вопрос о том, где мы могли бы начать крестить желающих. Времена были еще советские, крестили только в приходских храмах, в Оптиной не крестили. И мы взяли благословение у наместника, архимандрита Евлогия, крестить народ в Пафнутиево-Боровском источнике. Тогда это был сруб размером три на три метра. Воду черпали из него открытым способом.
Именно в это время я заприметил Игоря Рослякова, который только начал послушаться в Оптиной. Он выделялся на общем фоне фигурой треугольной формы – казалось, что плечи у него просто огромные. Как медик я заметил, что правое плечо было более развито и немного выше, чем левое. Позже узнал, что Игорь был мастером спорта по водному поло. Когда его постригли и одели в мантию, все эти особенности были скрыты под рясой. Так вот, узнав, что Игорь ватерполист, я спросил его шутя: «А плавать-то ты хоть умеешь?» – «Да, конечно», – скромно ответил он. «Слушай, а учили вас оказанию помощи пострадавшим на воде? Реанимационным действиям, например?» – «Да, – говорит, – тоже учили».
И мы начали крестить народ. Оглашение крещаемых проводили в надвратном храме, а под утро крестным ходом шли на источник. Глубина в источнике была около четырех метров, вода ледяная, четыре градуса примерно. У самого края источника мы поставили лестницу, по которой можно было спуститься в воду. По ступенькам люди сходили вниз, полностью погружаясь, а Игорь, нависая над колодцем, держал их за руки, страхуя таким образом.
Затем новообращенные вместе с братией возвращались в храм. Братия молилась за полунощницей, а во время литургии те, кто был в этот день крещен, причащались. Конечно, это было незабываемо.
Еще помню, как в 1993 году на Страстной неделе перед Пасхой отец Василий в проповеди сказал: «У апостола Петра есть такие слова: я не перестану вас увещевать, хотя вы это всё знаете, не перестану вам напоминать, потому что отшествие мое близко, как известил меня Господь…» (см. 2 Пет. 1:12–14). У меня осталось впечатление, что это было своего рода извещением.
Примечательно и то, что во время крестного хода именно он нес икону Воскресения Христова. А во время заутрени совершал пасхальную проскомидию. Когда мы после утрени, во время пения пасхальных стихир, зашли в алтарь, отец Василий был уже в красном облачении; кроме него все остальные братия были еще в белых одеждах. По уставу священники христосуются в алтаре при пении пасхальных стихир, до слова Иоанна Златоуста, и в это же время переодеваются в красное. И вот я подхожу к отцу Василию, чтобы сказать ему «Христос Воскресе!», а он глазами показывает на свое красное облачение и отвечает мне весело: «А я уже воскрес. Воистину Воскресе!»
Всегда поражали его проповеди. Я слышал много проповедей в Троице-Сергиевой лавре, когда учился в семинарии, но проповеди отца Василия, даже самые первые, когда его еще только рукоположили, были очень высокого уровня. Видимо, университетское образование, факультет журналистики, вместе с духом благодати дали такой замечательный результат.
Он очень изменился после пострига. Игорь Росляков был общительным, шутил, а когда стал монахом, произошло очень мощное вхождение внутрь себя, появилась редкая молчаливость, некоторые даже считали это его качество крайней замкнутостью.
…На колокольне, где произошло убийство, в то время могли оказаться и мы с отцом Тихоном (Борисовым), оптинским скитоначальником. У нас был обычай звонить после разговения, благовествовать на всю вселенную Воскресение Христово. Мы позволяли себе это только раз в году, потому что профессионалами звона не были, но звонить все-таки умели. Но в тот год наместник Оптиной архимандрит Венедикт то ли по болезни, то ли по какой-то немощи после пасхальной службы не пошел на разговение с братией, а удалился в келью. И через некоторое время нам сообщили, что он зовет нас к себе. Известие о том, что отцу Василию плохо, застало меня в келье у батюшки. Я тогда нес в монастыре послушание благочинного и отвечал за больницу. Тут же побежал на место происшествия, размышляя по дороге, что могло случиться. Почему-то про сердце я тогда не подумал (что может у атлета случиться с сердцем!), предположил, что отца Василия ударило током. В монастыре шла стройка, и на территории было много проводов.
Он лежал очень бледный на дорожке между корпусами. В миру я работал на «скорой помощи» и знал, что по медицинской тактике не рекомендуется начинать врачебные мероприятия на месте несчастного случая. Сначала следует занести больного в машину, так как собравшиеся люди обычно мешают медикам. Руководствуясь этим, я побежал за носилками. Но когда вернулся, обнаружил, что отца Василия уже отнесли в храм и положили перед мощами. Фельдшер приехавшей «скорой» поняла, что в монастыре не получится оказать квалифицированную помощь, и решила везти отца Василия в больницу. На тех самых носилках, что я принес, его переложили в машину скорой. В машине он еще был жив, дышал. Я пытался говорить с ним, успокаивал: «Брат, потерпи, мы едем в больницу». Но он смог произнести только одно слово: «Хорошо». В реанимации выяснилось, что у него кинжалом была перебита брюшная аорта. Произошло сильное кровоизлияние в брюшной полости. Скончался отец Василий от потери крови.
Иноки Трофим и Ферапонт тоже были убиты ударами остро заточенного кинжала в спину. И их тоже перенесли во Введенский храм за то время, пока я отлучался за носилками.
…Каждый из убиенных отцов олицетворял разные направления монашеской жизни. Служение Марфы было близко иноку Трофиму, который, казалось, готов был помогать всем и в монастыре, и за его пределами. Об этом интересно рассказано в книге Нины Александровны Павловой «Пасха красная». Отец Ферапонт был больше занят внутренним деланием. Я почти не слышал его речи. Как благочинный, раздавая послушания, я только и получал от него в ответ: «Хорошо, сделаю, благословите». Полная противоположность Трофиму. Порой меня даже смущало, что отец Трофим так много общается с людьми. Но вспоминалась патериковая история, в которой один брат спрашивает авву: «Можно ли безмолвнику принять человека, который целый день только и делает, что говорит?» И авва отвечает: «Он хотя и говорит целый день, но говорит о Боге, не сказав ни одного праздного слова, и потому он истинный безмолвник».
Отец Василий имел обыкновение отвечать только на заданные вопросы. Пока его не спрашивали, не говорил. Это тоже особое монашеское делание. Кто-то из мудрых сказал: «Не надо отвечать на незаданные вопросы».
Еще помню, что иеромонах Василий исполнял послушание экскурсовода. Сохранились фотографии, где он, закутанный в мантию, рассказывает что-то паломникам. Разные вопросы задавали паломники. Однажды кто-то спросил: «Для чего в таком небольшом монастыре так много храмов? Да и вообще, разве нельзя молиться дома? Вот у меня, например, Бог в душе». И он деликатно ответил: «Конечно, Бог везде, и, конечно, Богу можно помолиться и дома. Дух дышит, где хочет, и не мерою Бог дает духа. Но молиться самому – это как грести в лодке, плывя по морю. А молиться в храме с братией – это словно плыть на большом корабле». Мне так понравилось это сравнение, что я без конца на проповедях вспоминаю его. Ведь это очень точно замечено: стоит только прийти в храм, и соборная молитва помогает настраивать ум и сердце на духовный лад.
У преподобного Амвросия Оптинского есть рассуждение о смерти, о том, в какое время Господь забирает человека. Иногда это происходит на пике духовного преуспеяния, когда душа находится уже близко к Богу. В Евангелии есть такие слова: «Когда пшеница созревает, посылается серп, чтобы пожать ее» (см. Мк. 4. 29). Крестьянин не дожидается, когда колос упадет на землю и комбайну уже нельзя будет его собрать. Важно не пропустить этот момент. Думается, что и наша братия была взята на пике своего духовного преуспеяния, Господь собрал их, как зрелую пшеницу, в свою житницу. И, конечно, это не было случайностью. Но почему именно на них пал выбор? Это знает один только Бог.
Публикация изданий «Оптинский листок»
и «Монастырский вестник»
