Прошло не так уж много времени с тех пор, как открытое исповедание веры в нашей стране перестало быть опасным для карьеры, учебы, а порой – даже свободы и жизни. Для тех, кому жизнь верующего человека кажется чем-то привычным и обыденным, – рассказ о пути христианина в XX веке, которым поделилась матушка Галина, вдова настоятеля Никольского храма в Барнауле митрофорного протоиерея Михаила Капранова — известного пастыря, проповедника, общественного деятеля.
Особо остро начинаешь чувствовать Бога в минуты страданий
Матушка, в какой семье Вы родились? Кем были Ваши родители?
– Семья у нас была большая. Еще до моего рождения мои родители приняли в семью сирот: двух братьев и двух сестер моей мамы.
Родилась я в городе Чебоксары. Родители моей мамы умерли рано, младшему ребенку было шесть лет, старшему – тринадцать лет, все они были приняты в нашу семью. Поэтому я росла в большой семье с многочисленными тетками, дядьками, няньками, все они были для меня и братьями и сестрами. Мама моя была очень талантливой и грамотной женщиной, работала учителем в школе, преподавала биологию и химию. Отец окончил танковое военное училище и служил на Кавказе во время Великой Отечественной войны. Он говорил, что время было страшное – казалось, что каждый камень стрелял.
В горе или в радости, в нужде или в достатке, порой в самый неожиданный момент жизни происходит встреча человека с Богом. Скажите, как произошла Ваша первая встреча с Господом?
– Когда мы были маленькие, мама всегда нам давала кусочки белого невкусного и несоленого хлеба. Она просила его быстро съесть и запить водичкой. Нам тогда никто не говорил, что это были просфоры. Будучи взрослой, я у мамы спрашивала о том, где она брала эти хлебы. На что мама отвечала, что в храм в то время ходить нельзя было, ее бы уволили из школы. В храм ходили наши бабушки, молились, подавали записочки, приносили домой просфоры.
Мама нас всегда учила перед началом любого дела говорить: «Господи, благослови!», «Господи, помоги!».
Самая настоящая встреча с Господом, мои первые шаги в Божьем храме произошли после встречи с будущим отцом Михаилом. Именно он привел меня в храм, он много говорил мне и писал о Боге. Михаил говорил, что с занятий по атеизму началась его вера в Бога. Преподаватель научного атеизма Николай Петрович Соколов начинал лекцию с рассказа о самой древней книге – о Библии. У батюшки тогда появился интерес к Священному Писанию, к богословской литературе. Мы вместе с ним стали ходить в храм. Богослужения он посещал регулярно, относился к этому с большой ответственностью.
Особо остро начинаешь чувствовать Бога в минуты страданий. Так было и в моей жизни. Когда случилось горе – батюшку посадили в тюрьму, умер наш младший сын Никита – я, будучи одна в Средней Азии, взяла за руку нашего сына Дмитрия и поехала на Манган. Там я встретилась отцом Геннадием Голушко, который был очень близок с отцом Михаилом. Именно этот батюшка учил Михаила чтению на церковнославянском языке, привел в алтарь. Я приехала к батюшке, рассказала о горе, о том, что ребенок умер. Попросила покрестить Диму, рассказала об аресте батюшки.
Вот так началось мое вхождение в храм, моя встреча с Богом. Без веры в Бога невозможно было бы пережить все горести и испытания. Без помощи Божией, без заступничества Пресвятой Богородицы, без молитвы невозможно жить человеку. Я всегда поражалась красоте и глубине церковных молитв, именно молитва давала мне силы для преодоления жизненных трудностей и невзгод.
«Держись от него подальше»
Первая встреча – это всегда радость, свет и душевное тепло. Какой была первая встреча с Вашим будущим супругом, отцом Михаилом?
– Второго сентября, когда мы только поступили в институт, нас сразу же отправили на картошку. Мы с Томкой Томиной, девочкой, с которой вместе сдавали экзамены, веселые и довольные, купили пряников и сели в автобус. С нами в салоне оказались историки-третьекурсники – уже взрослые, серьезные, деловитые. Парни попросили нас поделиться пряниками, и для нас было огромной радостью угостить их. Вот тут-то и состоялась наша первая встреча с будущим батюшкой Михаилом. Отец Михаил потом вспоминал, что именно в этот момент он сказал себе: «Моя жена будет…».
Мы вышли из автобуса и отправились в Игрищи и Лапотищи – две соседние деревни, где были организованы студенческие стоянки. Я заметила, что кто-то из историков оставил в автобусе свои вещи, и, будучи спортсменкой, побежала, чтобы отдать ими забытое. Михаил шел последним, я догнала и вручила вещи ему. Так произошла наша первая встреча.
Как Вы поняли, что молодой, активный и жизнерадостный Михаил – это именно тот человек, с которым Вы готовы связать свою жизнь?
– Во времена нашей молодости существовали отряды ДНД (добровольная народная дружина). Мы должны были с повязками ходить по городу и наводить порядок. Контролировали деятельность первокурсников студенты третьего курса. После окончания дежурства Михаил попросил меня заполнить журнал. Все разошлись, а я осталась. Оказалось, что сам Михаил уже давно заполнил журнал. Мы остались наедине, так прошла наша первая встреча-провожание. Меня поразили его рассказы, я была потрясена: «Боже мой! Сколько всего он знает! Как жить? Ведь я никогда в своей жизни столько не узнаю!» Именно тогда он рассказал мне о царской семье новомучеников и исповедников Российских. Когда я приехала домой на каникулы, рассказала маме о том, что царская семья была убита и даже дети были расстреляны. Мама спросила: «Откуда ты это знаешь?» Я ответила: «Это мне рассказал тот парень, Михаил, о котором я тебе рассказывала». Мама строго сказала: «Галенька, держись от него подальше».
Еще в юные годы Михаил стал монархистом, остро чувствовал и переживал боль за убиенных. Потом его исключили из университета, ребята боялись с ним разговаривать. Когда он, уже исключенный, приходил в университет, его сокурсники, видя его, прятались. Кто-то оставался равнодушным к его судьбе, но многие уважали его за честь и достоинство, за справедливость и благородство.
А я, будучи еще первокурсницей, ходила на заседания курса историков и защищала своего будущего мужа. Так уж нас воспитывали: друга своего не брось в беде. Это было очень важно для нас. Так началась наша с Михаилом дружба, затем переросшая в любовь.
Как к Вашему избраннику отнеслись Ваши родители?
– Я собралась выходить замуж. Мне рассказывали, что отец, узнав о такой новости, упал со стула. Мама сказала: «Галенька, я же тебя учиться послала, а не замуж выходить. Но уж если время пришло, то выходи!» Наши намерения были чисты и благородны. На свадьбу пришел весь курс, на котором учился Михаил. Вот насколько к нему хорошо относились, насколько его любили. Мои родители очень полюбили Михаила.
С ландышами в лагеря
Известно, что Ваш супруг был человеком с монархическим мировоззрением, с активной жизненной позицией. Расскажите, пожалуйста, о политических преследованиях и аресте отца Михаила.
– Частично я уже рассказала. В 1963 году на Поволжье обрушился страшный голод. Хлеб, исключительно черный, выдавали в небольших количествах и только по талонам. На автозаводе появились листовки, в которых говорилось об этой беде, о том, что люди вымирали. Позже Михаил и его друзья стали распространять листовку с эпиграфом: «Тирания, имеющая видимость народной власти, – худшая из тираний» (Руссо).
Михаил был очень талантливым студентом: он с первого курса занимался археологией, был на раскопках в Воронежской области, в Крыму, пытался раскрыть язык майя, ездил в Ленинград и в Москву на различные научные конференции. Он был лично знаком с известным профессором Валентином Кнорозовым, у знаменитого историка Петра Зайончковского он писал дипломную работу. За двадцать дней до защиты пришли представители КГБ с готовым приказом об отчислении. Ректорат должен был это принять. Выбора не было. На тот момент Михаил был приглашен для обучения в аспирантуре МГУ.
В 1968 году Михаила исключили… Дали нам возможность уехать. Мы отправились в Узбекистан по моему распределению. В тот момент Михаил для себя решил, что отошел от политики как от дела весьма грязного и недостойного. Власти вменили ему в вину чтение и распространение самиздата, нелестные отзывы о руководителях партии. Он был арестован в 1969 году, когда мы приехали в отпуск. Нашему второму ребенку Никите тогда было только 10 дней от роду. Его арестовали в Чебоксарах и увезли в Нижний Новгород, тогда это был город Горький. Так он оказался в тюрьме. Рядом с университетом Лобачевского находилась тюрьма Раевского. Батюшка рассказывал, что из тюремного окна он видел свой родной университет, Alma mater, где он постигал глубины сотворенного Богом мира.
Как прошло заключительное судебное заседание?
– 5 августа 1969 года Михаила и его товарищей арестовали. Судебные заседания продолжались до апреля следующего года. Приговорены были к максимальному сроку наказания – к семилетнему заключению. Отец Михаил отказался от адвоката, назвав его подкупленной совестью. Изначально все заседания были закрытыми, ни меня, ни товарищей Михаила, конечно же, не пускали. Последнее заседание неожиданно для всех сделали открытым и привели для назидания наших студентов. Охрана, солдаты с оружием, политическое дело. Когда вывели Михаила вдруг раздались аплодисменты и крики. И… прилетели ландыши! Осужденные успели их схватить, прижали цветы к груди. С ландышами они после заседания суда отправились в лагеря.
Очень страшные, очень горестные события произошли. Невыносимо больно было сообщить заключенному батюшке о смерти нашего сына.
Я просила начальника тюрьмы разрешить нам поговорить не на общем свидании через большой длинный стол, а наедине в отдельной комнате. Свидание разрешили, Михаил был в радостном состоянии духа, спрашивал о детях, о наших мальчиках. Разрывалось сердце, но нужно было сказать… Он никак не мог в это поверить… поверить в то, что не стало нашего сына…
Редкие встречи
Разлука родных людей – самое тяжелое испытание. Редкие и короткие встречи всегда трогательны и трепетны. Какой была самая запоминающаяся встреча во время заключения батюшки?
– Все встречи были очень запоминающимися. Свидания стали давать не сразу. Сначала были разрешены общие свидания в маленькой каморке, в которой над собравшимися надзирала майор Маша, как называли ее заключенные. Она сидела и грызла семечки. Мы ждали момента, когда у Маши на губе повиснет невыплюнутая шкурка от семечки. И вот она повисла. В этот момент маленький Дима тихонечко прокрадывается к отцу, нежно обнимает его и протягивает спрятанный в кармане лимон, который отец тут же съедает.
Позже стали давать трехдневные свидания: в шесть часов вечера приводили Михаила с рабочей зоны, в шесть утра – уводили. Дима, проснувшись утром, плакал, потому что отца уже отправили на работы. Я пошла к начальнику лагеря, пожаловалась на то, что ребенок плачет. Вечером, когда приводят отца, мальчику уже нужно спать, а утром, еще до его пробуждения, Михаила уводят. Начальник лагеря тут же поднимает трубку и просит привести Капранова. Я очень благодарна этому человеку. Михаил пробыл с нами неразлучно двое суток.
Однажды нас лишили свидания. Мы ждали его целый год. Это было очень большое горе. Приехали с сыном зимой, во время зимних каникул. В тюрьме нам заявили, что личное свидание отменено. Мы с Димой поехали в Москву в управление тюрьмами и лагерями, я просила хотя бы ради ребенка дать свидание. Нам отказали. После этого визита мы с маленьким сыном вышли на улицу в страшный мороз. Дима обнял меня своими маленькими ручками, и мы горько плакали. В это время мимо нас проходил какой-то военный достаточно высокого чина. Он попросил вместе с ним зайти в подъезд, спросил о том, что с нами случилось. После моих объяснений он сказал, что нам может помочь только генерал Егоров. Сказал это и ушел. Мы долго ждали. Столько надежд промелькнуло. Вернувшись, он заявил, что Егорова нет, а помочь нам смог бы только он. Он добавил: «Держитесь! Вам тяжелее, чем декабристкам!» – и пожал мне руку. Вот такое одобрение я получила.
Через год на свидание мы с Димой поехали через это же управление. Там мне заявили, что нас не имели права тогда лишить личного свидания. В этом году свидание состоялось, его мы ждали два года, два долгих и мучительных года.
Тюрьма как «духовная академия»
Как Михаил Сергеевич пришел к решению стать священником?
– Константин Павлович Павленков, заведующий областным отделом народного образования, был на заключительном слове, предоставленном осужденному на лагеря Михаилу. После чего он позвонил мне и попросил прийти к нему в кабинет. Он сказал: «Я слышал сегодня заключительное слово Михаила. Таких, как он, нет! Таких просто нет!»
Знакомые говорили, что Михаил вернется из тюрьмы живым и психически здоровым только потому, что он верующий. Только вера может спасти человека, попавшего в такую беду.
Михаил попадает в тюрьму, где сидят монахи и священники по тридцать и более лет. Он с ними сближается. Тюрьма для Михаила становится местом укрепления в вере, своеобразной «духовной академией».
На зоне отец Михаил познакомился с отцом Борисом Заливако, под началом которого священники совершали службы в тюрьме. Собираться в группы было нельзя. Но заключенные священнослужители на несколько секунд встречались, отец Борис начинал службу, и они расходились, наизусть читая молитвы. Службу все знали наизусть.
Пройдя тюремную школу, и Михаил наизусть знал службу, читал молитвенные правила, акафисты.
Удивительно то, что при всех тюремных «шмонах» у заключенных были те книги, которые и на свободе было очень трудно найти. У них обязательно было Евангелие, которое переходило от одного заключенного к другому.
Вернулся Михаил из тюрьмы с твердым желанием служить Богу. После освобождения было очень трудно, на работу его никуда не брали, он продолжал ходить в храм.
Я отправилась на встречу с владыкой Вениамином, епископом Чебоксарским, который был знаком с отцом Борисом Заливако. Я рассказала о своем горе, о политическом заключении своего мужа. Он меня внимательно выслушал и протянул конверт с материальной помощью. Я стала отказываться, на что он ответил: «Я помогаю своему собрату, своему сокамернику!»
После освобождения владыка принял Михаила с великой радостью, желая его рукоположить, но пока совершить хиротонию не было возможности. Михаил ездил в Саратов, Киров, Нижний Новгород, он везде искал возможности быть при храме. Затем решил поехать в Томск, где начал пономарить. Через какое-то время его вызывают в Новосибирск, где рукополагают во диаконы и направляют в Абакан. В Абакане он пробыл совсем недолго – в скором времени его снова возвращают в Томск, где у нас рождаются дочери Ольга и Татьяна. А далее – рукоположение во священники, назначение настоятелем в село Тогур Томской области, где батюшка прослужил три года. Потом нас перевели в Красноярск.
«Дурное влияние» на известного писателя
Вы с батюшкой были знакомы и тесно общались с известным писателем В.П. Астафьевым. Какие наиболее яркие встречи, связанные с этим человеком, остались в Вашей памяти?
– Это была удивительная дружба. В семье Астафьевых случилось страшное горе: погибла дочь Ирина, которая скончалась неожиданно, оставив двух детей. Отец Михаил отпевал ее. С этого и началась крепкая дружба. Я часто приезжала и помогала по хозяйству Марье Семеновне, супруге Виктора Петровича. Батюшку перевели из Красноярска в Барнаул из-за того, что он «дурно влиял» на писателя. Астафьев открыто говорил о дружбе с отцом Михаилом Капрановым, после общения с которым даже исправлял некоторые неудачные места в своих произведениях. Уполномоченный по делам религии заявил: «Виктора Петровича мы тронуть не можем, а вот Вас мы должны перевести».
Виктор Петрович приезжал в Барнаул на Шукшинские чтения и всегда останавливался у нас. Он подарил мне свою книгу «Царь-рыба» с подписью: «Матушке Галине дарю мою “Царь-рыбу” за царскую уху». Так он ценил мои кулинарные способности.
Наша дочь Татьяна – крестная Полины, внучки Астафьевых. Мы дружили семьями, вместе ходили на Красноярские столбы. Это было поистине прекрасное время.
Отцом Михаилом была написана книга под названием «Наболевшее». О чем она?
– Это книга повествует о том, что батюшка пережил в своей жизни, о людях, с которыми он был близок. Слог его искренний и светлый. В текстах нет ни капли обиды и гнева. Он за все испытания был благодарен Богу и считал себя счастливым человеком.
Его последним словом было «Бог»
Отец Михаил произносил проповеди от сердца, плакал и переживал за каждого человека. Матушка, скажите, как он помогал людям обрести Бога?
– Многие люди говорили, что случайно заходили в храм, слышали проповеди отца Михаила и… оставались. Пять лет батюшка вел богословские курсы, слушатели которых не помещались в просторной аудитории. Приходилось сидеть на окнах, стоять меж рядов, прижиматься к стенам.
Он сумел собрать вокруг себя барнаульских писателей, художников, поэтов и музыкантов. Все они собирались в нашей квартире. Трудно поверить, но в четырех комнатах бывало по 70-80 человек. Интересно, что всем хватало места. Им важно было не просто есть и спать, им нужно было общаться.
Батюшка активно участвовал в издании журналов «Русская речь», «Алтай». Вел курсы для учителей в АКИПКРО, донося слово Божие и до педагогов, которые ответственны за нравственное и духовное воспитание подрастающего поколения. Стараниями отца Михаила был открыт православный лицей.
А какая радость была, когда установили в храме чудесный палехский иконостас, подняли колокольню: 9 января во время поднятия колоколов на небе появилась радуга. Радуга появилась и накануне смерти батюшки. Наша дочь Татьяна воскликнула: «Папа, радуга!» Отец Михаил ответил: «Значит, Бог нас не оставляет! Бог с нами!» И последнее его слово было «Бог».
Каким было последнее духовное наставление отца Михаила?
– В больнице в Ливадии внизу находился царский дворец, в котором на руках Иоанна Кронштадтского ушел из жизни Александр III. А из окна палаты виден крест Ливадийской домашней церкви. На праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы я ходила в церковь на службу. Возвращаюсь обратно в больницу и вижу дивную картину: батюшка в ризе с чашей Даров пришел причастить отца Михаила. В последние минуты своей жизни батюшка принял живые Тело и Кровь Господню из Чаши, которую после совершения Литургии принесли прямо в палату. Почти сразу после причастия батюшка произнес: «Свет! Свет! Свет! Сильный Свет! Сильный-сильный Свет!». Он лежал лицом к окну, к морю. Мы решили, что почувствовал свет из окна и хотели переместить кровать. Но он сказал: «Нет! Другой! Другой Свет! Мой Свет!» И дай нам Бог всем уйти из этого временного мира в свет, в свет жизни Вечной.
Жизнь в нем стала угасать… Он тихо произнес: «Бог!» Я не расслышала. Он повторил. Шесть раз, с улыбкой на устах, произнес он слово «Бог». И ушел…
Тяжело вдовство и одиночество, но его уход проливает свет и греет душу. Какое тепло от него исходило в течение всей жизни, с таким теплом он и ушел.
Беседовала Нина Попова,
сотрудник Информационного отдела Барнаульской епархии
Публикация журнала «Алтайская миссия» дана в сокращении
