Некоторые раздумья самой обычной православной христианки на злободневную тему.
Я всегда верила в Бога. Даже когда не была крещена и не ходила в церковь. Верила, потому что знала, что Он есть. О Нем я слышала в раннем детстве от бабушки, которая, реагируя на какое-либо зло, обычно приговаривала: «Бог-то, Он все видит, Он найдет!» Бывало, и мне доставалось, когда за детские шалости бабушка грозила своим сморщенным указательным пальцем и кивала в сторону стоящей в переднем углу Казанской.
О Боге мы шептались с подружками вечерами после отбоя в летнем пионерском лагере. Каждая рассказывала свою иногда прямо-таки страшную историю о том, как может наказать Бог за баловство и провинность, за неуважение к старшим. Помню, одна из нас рассказала о том, как некая молодая девушка то ли в дни поста, то ли на большой церковный праздник, в шутку схватив икону и начав с ней танцевать, якобы застыла на месте, да так и осталась стоять, и никто сдвинуть с места ее не мог. Поверили мы тогда этой истории или нет, я теперь уже не вспомню, но только всех тогда обуял непонятный страх. Уже через много-много лет я узнала, что эта история с застывшей девушкой и на самом деле произошла в одном из приволжских городов.
Ну, а таких слов, как «грех» и «непослушание», в нашем детском лексиконе отродясь не было. Хотя от той же своей бабушки я нередко слышала «Господи, прости мою душу грешную», однако значения этим словам не придавала, считая их некоей присказкой, присловьем. И про душу, которая часто болела у моей мамы, я тогда тоже не очень-то понимала. Сравнивала это состояние с тем, что щемит под ложечкой, когда не выучил урок, и тебя вот-вот спросят.
Однажды, уже после школы, мы своей молодежной компанией решили на Пасху пойти в храм. Тогда в Чите он был только один, на улице Чкалова. Где-то часов в одиннадцать вечера мы прибыли на место, но даже близко подойти у нас не получилось – храм был со всех сторон оцеплен милицией, которая особенно строга была к нам, молодым. Мы не стали задираться и отошли на приличное расстояние, откуда доносился колокольный звон, непонятные песнопения да нечленораздельные возгласы. К сожалению, тогда ни я, ни моя честная компания ничего в церковной жизни не понимали, но отчего-то нам всем было очень радостно.
Только спустя годы, в конце восьмидесятых, когда христиане готовились к 1000-летию Крещения Руси, можно было уже безбоязненно войти в храм помолиться и без всяких замечаний остаться на богослужение. В эти годы мне посчастливилось креститься. Вместе с моей трехлетней дочкой. В последние дни августа мы поехали семьей отдыхать в Крым, где жила моя свекровь. В один из воскресных дней вернулись с моря в Симферополь и пошли гулять по городу. Зашли в центре в храм, который местные называли греческим, потому что когда-то там вроде бы служили священники-греки. Теперь это женский монастырь, где находятся мощи святого Луки Крымского. А в тот памятный день какая-то старушка обратилась ко мне, сказав, что началось Причастие и можно поднести к Чаше ребенка. Я призналась ей, что дочка не крещена, да и я сама тоже, хотя очень бы хотела окреститься. «Так в чем же дело? – ответила та ласково. – Вот сейчас, после службы, батюшка выйдет и начнет крестить, вы тоже можете присоединиться». Я пыталась ей объяснить, что к крещению у меня ничего не приготовлено – нет с собой ни специальной одежды для меня и ребенка, ни полотенца. На что она, нежно улыбнувшись, пообещала принести все необходимое.
Муж мой тогда в церковь не ходил, но был крещеным с детства, и зная о том, как я давно мечтала покреститься, посоветовал воспользоваться такой возможностью, мол, а чего откладывать-то, давай, вперед! Старушка, как и обещала, принесла нам все, что требовалось для совершения Таинства. Как сейчас помню принесенные ею два новых полотенца с пришитыми по тому времени бумажными бирками…
Полностью в купель погружали только деток, включая мою маленькую дочку, а нас, нескольких взрослых мужчин и женщин, только слегка умыли водой. Во время всего происходящего я чувствовала себя просто на седьмом небе. И весь тот день навсегда врезался в мою память. Когда мы вышли из храма, мне показалось, что и солнце светит ярче, и небо стало голубее, и деревья зеленее. И все вокруг будто поменяло свои цвета на более насыщенные, яркие.
Еще Господь такой незабываемый подарок сделал, о котором я даже мечтать не могла! Мы пришли в тот момент, когда в доме свекрови царило по-настоящему праздничное оживление: стол, как на большой праздник, ломился от всевозможных угощений. Она рассказала, что, ожидая нас, с одной стороны, понять не могла, почему нас так долго нет и почему, задерживаясь, мы не звоним. А с другой – непонятно почему стала готовить праздничный обед. Говорит, сама переживаю, где же вы, а остановиться не могу: готовлю и готовлю – салаты режу, курочку в духовке зажариваю, торт свой фирменный медовый пеку…
Да еще неожиданно, тоже без всякого звонка, в гости нагрянул ее старший сын с семьей. С большим арбузом и всякими вкусностями! И тоже им было непонятно, по какому такому зову они решили вдруг заглянуть к матери на огонек, хотя вроде бы и не собирались вовсе идти, ведь, по их предположению, гости в это время морские ванны должны были принимать. Но, оказалось, попали на крестины. Да еще двойные!
В первую после нашего крещения Пасху мы с мужем решили заглянуть в храм на ночную литургию. Нас поразило количество радостных лиц, добрая половина которых состояла не из ветхих замшелых стариков, как нам представлялось, а молодых людей. Многие из них были гораздо моложе нас. Со всех сторон слышалось: «Христос воскресе!» Нас глубоко взволновали и взлет ароматных кадил, и красочные переодевания батюшек: то они в красном, то в белом, то в золотом, то в голубом одеянии…
Тогда еще пасхальные службы не транслировались по телевидению, не было интернета, и негде было прочесть, почему именно так проходит праздничное богослужение. По простоте душевной мы подумали, что священники такие нарядные, потому что это в Москве происходит. Ведь оказались мы в храме Воскресения Словущего, что на Ваганьковском кладбище, который, насколько известно, в советское время не закрывался.
Но по мере того, как я стала погружаться в церковную жизнь, пришли и знания, и понимание праздников. И то, что Пасха – это большая радость для всех не только в столичных, но и в самых отдаленных, сельских, церквях, где населения – совсем ничего.
…Эти воспоминания я пишу, сидя на карантине, а, правильнее сказать, дома на самоизоляции. Пишу после обращения Патриарха Московского и всея Руси Кирилла к своей пастве, в котором он призвал воздержаться от посещения храмов. Признаться, сначала эти слова нашего Предстоятеля меня шокировали, я даже прослезилась: как это в храм не ходить? Тогда где же и как спасаться в такое-то время? Но немного погодя, когда улеглись эмоции и стабилизировалось «давление», я поняла, что Бог-то всегда с нами. Он не только в храме, но и дома, и на улице, и на работе. И днем, и ночью, и всегда!
Иначе как бы молились люди, навсегда прикованные к постели? Или те, кто в дальних странах неправославных, или в плену, или в заточении? Но ведь молятся же все! И тоже вместе с нами разделяют неизмеримую пасхальную радость. Вот и наш современный подвижник отец Иоанн (Крестьянкин) говорил, вспоминая свои тюремные годы, что там Бог очень близко.
Думаю, и нас сегодня, где бы мы не находились, – на Божественной литургии или же вне храма, дома на самоизоляции, никто не сможет разлучить от любви Божией. И выпавшие на нашу долю нынешние испытания, я в этом абсолютно уверена, только закалят нас и нашу веру. Ведь без них не бывает ничего в жизни.
А еще для православного христианина очень важно послушание, и если нам говорят, что надо сидеть дома, то не надо «геройствовать». В конце концов, живем в век развитых информационных технологий, когда принять участие в богослужении можно и по телевизору. Слава Богу, пасхальные трансляции COVID-19 не затронет. И это радует.
Анна ЯСИНСКАЯ,
газета «Православное Забайкалье»
