Давно хотела посетить этот древнейший монастырь России, расположенный вблизи исконно русского города Козельска, да все что-то не пускало. И вдруг в миг собралась ехать вместе с группой паломников.
Ранним субботним утром вереницы нагруженных людей тянулись из метро “Битцевский парк” по узкой дорожке вдоль ажурного металлического забора. И без лишних расспросов было ясно, что идут все они к московскому подворью Оптиной пустыни, что это и есть мои попутчики. Автобус уже был под завязку, а желающие ехать на богомолье все шли и шли.
– Я вот тут на полу лягу, только возьмите, – взмолилась запыхавшаяся женщина, пытаясь втиснуться в салон вместе с набитыми сумками и сетками.
Но водитель был неумолим: для него гаишник на дороге и царь, и бог! Наконец, двери автобуса натужно затянулись. Мы тронулись вперед, оставляя позади немало приунывших фигур.
Путь в Оптину пустынь предстоял неблизкий – четыре часа езды. Но за чтением молитв, которое проходило под руководством нашей сопровождающей Татьяны, и разносившимся из динамика духовным песнопениям время пролетело очень быстро. Мы просто не заметили, как подкатили к Шамординской женской обители, месту нашей остановки, где нас ожидала монастырская трапеза.
У входа мы встретили нескольких нищих, да женщин-молочниц, предлагавших свежее коровье молоко, разлитое по полиэтиленовым бутылкам. Во дворе было тихо и безлюдно. Только одна пожилая старица медленно несла ведро воды. При нашем появлении она остановилась, вглядываясь в толпу, и вдруг, радостно всплескнув руками, бросилась к такой же, как сама, немолодой чернице, приехавшей вместе с нашим автобусом.
– А я знала, что ты сегодня приедешь, во сне видела, – растроганно приговаривала она. И они засеменили в сторону небольшого одноэтажного домика.
Мне же это неожиданное свидание напомнило книги Мельникова (Печерского) «В лесах» и «На горах». И даже послышалось, будто зовут гостю Фленушкой.
Пища в монастырях всегда бывает строгой постной. Только по отдельным дням монахи и монахини едят рыбу. Мяса в рационе не бывает никогда. Но, несмотря на это, суп показался отменным, а нежная пшенная каша напомнила мне любимую пшенку из далекого детства. И в начале, и в конце трапезы обязательно читаются молитвы. Нам в этом помогали два молодых батюшки, которые ехали вместе с нами. Шамординский монастырь славится своим источником, названным в честь святого Оптинского старца Амвросия, который провел там последние дни своей земной жизни.
Однако добраться до него оказалось делом непростым. Выпавший снег и легкий морозец превратили лесенку в крутую ледяную горку. Дать бы каждому паломнику по лопате, чтобы сколотил лед, глядишь, польза была бы всеобщей. Да, видно, здешним насельницам это в голову не пришло, поэтому до источника добрались далеко не все. Тем же, кто все-таки удачно приземлился внизу, захотелось не только испить сей животворной водицы, увезти с собой, но и искупаться (когда еще такая возможность представится?).
Снаружи купалка похожа на деревенскую баньку. Изнутри напоминает городской микробассейн, в который по трубе стекает целительная вода из источника. Бывалые паломницы объяснили, что сначала нужно перекреститься, а потом трижды окунуться с головой. Делать это было страшновато, вода казалась обжигающе холодной, но уже после первого погружения эту процедуру можно было продолжать сколько угодно раз. Холод не чувствовался и потом. Несмотря на мокрые волосы и морозный день ощущение было такое, будто побывал в парной. Считаю, именно это купание помогло мне выстоять пятичасовую всенощную службу в Оптиной Пустыни, где мы оказались уже через полчаса: женский и мужской монастыри стоят друг от друга всего двенадцати километрах.
Оптина Пустынь открывается взору сначала издалека, с дороги. Стоит она, белокаменная, на возвышении. Окружена могучими корабельными соснами и отгорожена от человеческого жилья, от полей и лугов красивейшим извивом реки Жиздры. Вблизи же она увидилась совсем другой, как бы менее величественной. Но от такой ее простоты и доступности защемило сердце. Захотелось побыстрее пройти за белокаменную ограду, приобщиться к царящим там, несмотря на большое скопление людей, тишине и покою.
Вдруг стали понятными мотивы, по которым сотни паломников со всех уголков необъятной России остаются здесь. Ни на день, ни на месяц — на годы. Никогда бы не поверила, если бы не увидела своими глазами, что так много у нас людей, ищущих духовной жизни и веры православной. Никогда бы не подумала, что так велика братская община Оптиной Пустыни, состоящая, в основном, из крепких здоровых мужчин молодого и среднего возраста. Так значит все-таки не вся спилась Русь, коли столько подвижников родилось на нашей земле в наше горемычное время?
Одна послушница, лет двадцати пяти, рассказала, что уже три года работает в швейной мастерской монастыря. Приехала сюда с Урала как обычная паломница и осталась. Родители поначалу переживали, уговаривали вернуться, теперь смирились. Я не могла не спросить, как ей живется, зная, насколько трудна монастырская жизнь: надо рано вставать, каждый день в половине пятого утра и ложиться чуть не в двенадцать. И работать только за двухразовую постную пищу в монастырской трапезной… В ответ она как-то очень мудро посмотрела на меня и, кротко улыбнувшись, сказала: “ Разве с Богом-то тяжело?”
Издавна Оптина Пустынь славится своим старчеством. Это движение зародилось в 1829 году, когда в нее переселился преподобный Лев (Лев Данилович Наголкин). До августа нынешнего года, времени последней канонизации святых, насчитывалось четырнадцать Оптинских старцев. Но скоро, возможно, число их пополнится еще тремя новомучениками, убиенными в Пасхальную ночь 18 апреля 1993 года. Есть много свидетельств, когда на могилках иеромонаха Василия, иноков Трофима и Ферапонта исцеляются люди с самыми разными недугами.
Нынешние паломники стремятся приложиться к святым мощам преподобного Амвросия, посетить могилки старцев, которые удалось отыскать и восстановить после многолетнего поругания и разорения, ведь без малого 70 лет Оптина Пустынь была закрыта для верующих.
И конечно же каждый приезжающий сюда на богомолье втайне надеется встретиться с живущим тут ныне старцем Илием. Я спросила у молодой монахини, насколько реальна такая встреча. «Шансов очень мало, – ответила она мне, – но молитесь, матушка, может Господь и даст».
И во время всенощного богослужения, о радость, я оказалась как раз напротив отца Илия. Узнала его сразу, да и нельзя его было ни с кем спутать. Трудно передать, что творилось в моей душе. Почувствовала, будто с самым родным человеком встретилась! По частому морганию его глаз, по слабому его голосу было видно, как он физически слаб. Я глядела на него не отрываясь и он несколько раз ловил мой взгляд. Почему-то появилась уверенность, что увижу его еще.
И правда. Через несколько часов он, уже одетый в схиму, выходил из алтаря. Мне опять посчастливилось быть около него. Я попросила благословения, а он будто не услышал меня. Люди уже со всех сторон хватали его за одежды, тянулись к рукам. Подумала, значит он меня не услышал… И в этот момент почувствовала на своих руках его мягкую руку и одно слово: “Благословляю”. Я знала, с чем ехала сюда, видно, и он понял это.
Со всех сторон летели к нему вопросы: «Отче, у меня сын наркоман, что делать?» – Быстро спросила какая-то женщина.
– Готовь гроб, – ответил он тихо и, немного помедлив, добавил, – или веди церковь.
Ощутив какую-то неловкость за то, что посмела подойти к нему с сугубо личным вопросом, робко спросила: “А как Россия наша? Поднимется?”
– Поднимется, а как же, – ответил старец. И лицо его в этот момент просияло такой радостью, таким добрым светом, что на душе стало легко и покойно.
Анна Панина, публикация из старого дневника (конец 1990-х — 2000 годы)
фото журнала «Фома»
