«Я из семьи священнослужителей», – так говорит протоиерей Леандр Кузнецов, клирик Михаило-Архангельского храма Новочеркасска. И добавляет: «Еще я из семьи потомственных казаков». Родился в Новочеркасске, учился, ушел служить в армию, потом, уже полковником, вернулся в донские края и принял священный сан. Его рассказ – о казачьей семье, в которой выросла священническая династия, несмотря все перипетии трагического XX века.
Из казаков
Дата моего рождения – 1946 год, восьмимесячным ребенком дедушка и бабушка взяли меня к себе (родители учились), и я с ними поехал по приходам епархии.
Все мы потомственные донские казаки. Дедушка родился в 1903 году на хуторе Орехов Клетского района, тогда еще Усть-Медведицкого округа Войска Донского (потом она стала Сталинградской областью, затем Волгоградской). И отец родился там же в 1924 году.
Семья была большая, около 40 человек. У нашего рода были земли. По преданию, мой предок за войну 1812 года получил офицерский чин, а по тем временам, кто получал офицерский чин, тому давалось дворянство и земли. Отец моего прадеда продал их своей сестре, как-то так получилось. Как только дедушка подрос, было принято решение везти учить его в Новочеркасск.
По приезде туда материальных средств уже осталось немного, ведь семья большая, и имущество было разделено на всех. Прабабка работала уборщицей в Атаманском дворце (у генерала Каледина в кабинете убирала). Она рассказывала мне обо всех революционных событиях, о которых в школе не говорили. Прадед работал в Музее донского казачества истопником.
К 1917 году мой дедушка Петр Кондратьевич окончил духовное училище и учился в семинарии.
В бурях времени
В 1920 году белая армия отступала, одним из командиров полков был двоюродный брат Петр Егорович Селиванов, и дедушка с ним отступал на правах адъютанта. Из Крыма – в Турцию; затем были Сербия, Чехословакия. Когда разрешили возвратиться на Родину (многие остались за границей, потому что боялись, что расстреляют), он возвратился, женился, рукоположен был в сан диакона и священника. В 1970 году, на 50 лет служения, дедушка был награжден Патриаршей грамотой. Начал мой предок служение в родном хуторе Орехово. Поначалу пришлось очень туго: пришли «красные» родственники, обложили налогом, пришлось продать свой дом, но все равно денег не хватило, и дедушку посадили в тюрьму.
Подробно о жизни в ту пору в семье не рассказывали, это было связано с опасением дальнейших преследований – детям старались ничего не говорить, чтобы не проговорились. Поэтому знания о той жизни у меня отрывочные. Дедушку послали на стройку Сталинградской АЭС: там таскал землю, занимался разной работой. Грамотных тогда немного было, и его поставили учетчиком, или, на сегодняшний манер, прорабом. Нужен был человек, который мог бы разобраться в этой работе. Примерно два-три года там был.
Дедушка и отец протоиерея Леандра Кузнецова
Когда возвратился, продолжил служить во славу Божию. В 30-е годы стал протоиереем и благочинным города Калач-на-Дону. Недавно один из старейших священников протоиерей Александр Минин передал мне дедушкин крест с надписью.
В 1934 году был благочинным и получил наградной крест. В конце 30-х годов храмы закрывали, и семья дедушки переехала обратно в Новочеркасск. Тут тоже все храмы были закрыты, и Петр Кондратьевич устроился на гражданскую работу, семью же надо как-то было кормить. Его нашли соответствующие органы, предъявили обвинения в измене Родине. Отец рассказывал, ему тогда было тринадцать лет, он собирал альбом, было много фото – пришедшие представители власти всё порвали. Обидно было отцу, ведь он только начал фотографировать и собирать фото, поэтому чуть не набросился на кгбиста.
Затем дедушку заключили в тюрьму города Каменска, где он просидел примерно два года. В это время прабабушка написала письмо Калинину, и где-то через год пришла амнистия. Отца Петра освободили и послали служить в станицу Мелиховскую (уже перед войной).
1941 год: нужно попа расстрелять
Началась война. В то время собирались «тройки» – три человека, которые подписывали протокол с расстрельным приговором. Немцы подходят к Мелиховке – нужно попа расстрелять. Повели отца Петра к берегу Дона. Солдат оказался верующим человеком. Он говорит: «Батюшка, ты плавать умеешь?» – «Конечно, умею, я же донской казак». – «Давай, раздевайся и плыви. Я скажу, что ты убегал, и стрельну несколько раз в воздух, а ты не показывайся». Так он и спасся.
Службу в храме разрешили – так и служил
Затем пришли румыны, а они были православные. Службу в храме разрешили – вот и служил. Так сложилось, что половина семьи была в Новочеркасске, а половина – в Мелиховке. На выходных дедушка приезжал в город, продукты привозил.
Стоит отметить, что в нашей семье была лошадь. Отец Петр едет на повозке, и рота румын идет. Старший командует: «Равнение налево!» Честь отдают. Это у них так заведено было.
Лошадь и повозка семьи Кузнецовых
Отец мой, Петр Петрович Кузнецов, пошел в армию служить, вернулся раненый, награжден орденами и медалями. Женился в Мелиховке. В 1946-м родился я, и, как уже отмечено, меня взяли дедушка с бабушкой. Дед тогда был благочинным Новошахтинского благочиния. Потом родился младший брат, я так к родителям и не вернулся.
Дед совершал свое служение в Новошахтинске, Крюково, станицах Егорлыкской, Обливской (в школу я там пошел) – Константино-Еленинском, Александро-Невском, Михаило-Архангельском храмах. С этим храмом связана судьба нашей семьи: дедушка, отец служили там, и я служу. Начинал петь в этом храме в правом хоре, альтом (мне было тогда десять лет) и учился музыкальной школе по классу скрипки.
Дедушка Петр Кондратьевич Кузнецов в сане игумена
Затем дедушку перевели в город Аксай, где он прослужил пятнадцать лет – с 1960 по 1975 год. Потом умерла бабушка. Дед принял монашество – был сначала иеромонахом, потом игуменом, духовником епархии; в Аксае и умер. Ему было 72 года.
Отец протоиерея Леандра Кузнецова в сане диакона
в Вознесенском соборе Новочеркасска
Отец мой после войны был рукоположен во диакона и 25 лет прослужил в Ростовской епархии: Гундоровка, Обуховка, Вешенская, Краснодонецкая, Новочеркасский собор, Михаило-Архангельский храм, Кагальник, Александровка, Аксай.
«Хватит нам уже попов,
в казачьей семье должны быть и военные»
Прабабка говорила (улыбается): «Хватит нам уже попов, в казачьей семье должны быть и военные». Вот мы с братом и стали военными. Дилемма, конечно, была: или священником стать, или военным, или музыкантом. А вообще, всегда хотел быть протодиаконом: не буду хвастаться, но у меня вокальные данные были.
Отец Олег Добринский (благочинный приходов Новочеркасского округа) знал моего отца, дедушку тоже знал по истории епархии. Я в отпуск приезжал и пел в хоре Михаило-Архангельского храма, настоятелем которого он является. После увольнения из армии переехал из Москвы в Новочеркасск, и отец Олег ходатайствовал перед владыкой о рукоположении меня в сан диакона. Так я прослужил двенадцать лет.
В 2009 году владыка Пантелеимон, который тогда управлял епархией, вызывает – надо военное духовенство возрождать. Сорок минут меня уговаривал, чтобы я согласился на рукоположение. Я говорю, что недостоин. «Будь достойным. Надо служить Родине, военное духовенство в округе поднимать. Не поставят же тех, кто не служил», — парировал архиерей. Вот так меня и рукоположили.
Полвека на службе
Я закончил Тбилисское артиллерийское училище, Военно-артиллерийскую академию. Был командиром полка, начальником артиллерии дивизии, воевал в Афганистане два года, был преподавателем в Военной академии имени Фрунзе, кандидат военных наук, доцент. Затем служил в Управлении сухопутных войск и окончил службу в Генеральном штабе.
С 2011 года я на должности помощника начальника отделения управления по работе с личным составом Южного военного округа. Свободно общаюсь с военными людьми – опыт помогает. Например, приезжал я в Осетию, четыре тысячи человек на плацу. Служу молебен, солдаты проходят торжественным маршем, окропляю их святой водой. Это дико, например, для старых советских офицеров. Сейчас об этом уже никто не говорит, только «невидимые палочки вставляют в колеса», но военному человеку, даже бывшему, вставить эти «палочки» тяжело. Так что военный опыт только помогает.
Военного духовенства не хватает
По штату в округе 40 священников, которые являются штатными священниками воинских частей. Их должность в частиназывается «помощник командира бригады по работе с верующими военнослужащими». Конечно, есть определенные трудности. Нас некомлект еще – пока 36 штатных священников. Этого мало, конечно, но уже что-то…
Есть норма: если в части больше 10% верующих православных, мусульман, евреев, буддистов, то должен быть помощник командира от этой религии. По понятной причине большинство помощников – священники Русской Православной Церкви. Имам есть в одной части в Каспийске.
«На войне атеистов нет»
В штабе округа нас два священника и один имам. С имамом мы вместе выработали систему общения с военнослужащими: если мы работаем в поле или на плацу, значит, меня представляют, затем я представляю имама и говорю слово о воинском служении, патриотизме и вере. После я предоставляю слово имаму, он в свою очередь, говорит о своей религии. Затем говорим, мол, братья мусульмане, с имамом пройдите вправо или влево, а православные – на месте стойте. Ну, или наоборот, в зависимости от ситуации. Я совершаю молебен, а имам – свою службу. Затем провожу беседы групповые и индивидуальные, раздаю журналы, иконы, молитвословы, крестики.
Многие желают поминать своих родственников. Я объявляю им: «Кто хочет, чтобы я поминал за литургией о здравии и об упокоении, вот блокнотик, в который записывайте имена». Я недавно такую форму ввел, так сразу по нескольку листов исписали, очередь стояла. Да, многие солдаты невоцерковленные. Но, как говорил генерал Баранов во время операции в Чечне, на войне атеистов нет. Когда пули свистят, когда рвутся снаряды, все вспоминают Бога.
Подошел ко мне старшина артиллерийской батареи недавно. Спрашиваю: «А почему ты некрещеный?» Дал ему книги и оставил свои контакты. А так некрещеных очень мало, два-три человека в части. Больше обращаются с жизненными вопросами.
В о́круге сейчас 45 молитвенных комнат, часовен, храмов и есть православные уголки в комнатах досуга. Даже в условиях полигона мы стараемся оборудовать полевой храм или молитвенную комнату.
Кроме офицеров, прапорщиков, солдат и сержантов по призыву и по контракту, наши священники также окормляют гражданский персонал военных частей и семьи военнослужащих.
Пути Господни неисповедимы
Продолжатели моего служения? Ну, у меня две дочки. Хотя есть и два внука-близнеца. Один уже отслужил, а второй сейчас в армии. Они с детства в храме, но пока не интересуются ни военными делами, ни духовными. Но все может поменяться, как, например у меня. Я же не сразу стал священнослужителем. Пути Господни неисповедимы, и всё может в жизни измениться.
Записал Максим ЛОЗЕНКО
при участии Виктории АЛТУНИНОЙ
Публикация сайта Ростовской-на-Дону епархии
